Шрифт:
Закладка:
Динамика понятий добра и зла в язычестве не во всем синхронна динамике образа трикстера. В истории не раз бывало так, что носитель добра воспринимался обществом как носитель зла, а гений — как обманщик и еретик. Чаще всего это случалось, когда проводник нетрадиционных идей приходил в Мир слишком поздно (например, Дон Кихот с его архаичным кодексом рыцарской чести) или слишком рано (многие великие ученые, художники, музыканты). В таких ситуациях мудрец, пророк, культурный герой оценивались «неподготовленными» современниками в негативно-еретическом или пародийно-озорном ракурсах.
Образцом подобного восприятия может послужить приводимый ниже пример. Известный сибирский этнограф Ю. Б. Симченко передал содержание своей беседы с чукотским шаманом Вильгиргином о главных евангельских заповедях. Шаман с удивлением спрашивает своего образованного интеллигентного собеседника, что тому нравится в учении Христа:
«— Все, ~ искренне ответил я.
Вильгиргин крякнул досадливо и стал говорить, все более распаляясь:
— Вот говоришь, что учил он: не убей… Если в твою ярангу прибегает лишенный разума, а таких бывает много, и начинает рубить топором твою мать, твоих детей… Значит это доброе дело — дать ему всех убить и самому погибнуть?… Где здесь разум?… Тот, кто убивает просто так, не может жить с людьми. Тот, кто убил, должен сам умереть. Не он давал человеку эту жизнь и не он имеет право ее прекращать… Это глупое учение. А еще глупое учение — если тебя стукнут по голове, то снова ее подставить. Разумный человек по голове бить не станет. А неразумному подставлять свою голову — глупо. Твоя голова нужнее старикам и детям, которые твоя родня… А вот он говорит: не желай женщин…
— Не желай жен друзей своих, — поправил я…
— Еще глупее, — воспрял старик, — как же к тебе будут твои жены относиться, если ты на них внимания не будешь обращать?» (у чукчей до недавних пор брак носил во многом групповой характер) (Симченко Ю. Б., 1993. С. 84–85).
Приведенный пример лишний раз подтверждает, что христианство как религиозно-нравственную систему нельзя формально проецировать на первобытность, являющуюся социально и биологически обусловленной стадией бытования особых форм осознания Мира. Здесь уместно вспомнить мудрую пословицу: каждому овощу свое время. Дело не в том, хорошо христианство или плохо, а в том, соответствует ли оно социально-экономическому, хозяйственно-бытовому и нравственно-психологическому состоянию того или иного «христианизируемого» языческого народа. И здесь нельзя не согласиться с В. Г. Богораз-Таном, считавшим, что применительно к первобытности «его (христианства. — М. К.) неестественное миролюбие с теоретическим представлением ланиты под бьющий удар, такие правила, как "любите ненавидящих вас", "благословляйте проклинающих вас" на практике вели к затемнению здоровых инстинктов жизни» (Богораз-Тан В. Г., 1928. С. 133).
К. Г. Юнг полагает, что общая направленность эволюции образа трикстера идет по линии постепенного превращения его в свою противоположность, а именно в спасителя (Юнг К. Г., 1996 в. С. 355–356). Здесь Юнг, видимо, излишне доверчиво отнесся к довольно путаному, но популярному в свое время тезису о прямой генетической преемственности: трикстер — культурный герой — спаситель.
Мне думается, что трикстер, хотя и продуцировал в Мир постоянно добро и зло, сам по себе никогда не перерождался в какой-либо семантически и функционально однозначный персонаж (спасителя, дьявола). Это не означает, однако, что трикстер как образ оставался неизменным. Как уже говорилось выше, одним из его частичных или полных современных воплощений является тип ученого-«переступателя», который, как и юнговский трикстер, обладает «перспективы значительно более высокого развития сознания благодаря огромной тяге к знаниям» (Юнг К. Г., 1996 в. С. 348). Однако зачастую остается тайной за семью печатями, что же принесет человечеству очередное новое знание. «Практически все величайшие проблемы жизни, — заметил мудрый Юнг, — неразрешимы в своей основе; такими им и должно быть, ибо они выражают неизбежную полярность, присущую любой самоопределяющейся системе» (Юнг К. Г., 19946. С. 164).
Замечу в этой связи, что стремление ряда ученых-историков выдать на-гора «непротиворечивую» концепцию тех или иных сторон биографии человечества трудно признать оправданным. Любое по-настоящему глубокое, многоуровневое, системное историческое построение просто обречено быть «противоречивым», иначе оно утратит способность адекватно отражать объективную противоречивость исторического процесса.
Опасность трикстера не в нем самом, а в его полной победе и в его полном поражении. Античное язычество погибло главным образом потому, что и люди, и боги греко-римского мира стали воплощением трикстерских начал. Трикстерство оправданно лишь как фермент, как дрожжи, но из одних дрожжей (как, впрочем, и без дрожжей) хлеба (во всяком случае, настоящего) не испечешь.
Вне трикстерства развитие человечества вообще немыслимо. В. Метерлинк и П. Д. Успенский (первый — в блестящем энтомологическом исследовании «Жизнь термитов», второй — в не менее блестящем философском труде «Новая модель Вселенной») пришли, на первый взгляд, к совершенно фантастическому заключению, что Природа в дочеловечес-кий период пыталась устроить разумный социум на основе мира насекомых — пчел, муравьев, термитов, строение организма которых биологически во многом совершеннее, чем у человека и животных. Однако эксперимент не удался, и его пришлось отменить. Хотя ни Метерлинк, ни Успенский не упоминают о трикстере, все их рассуждения наводят на мысль, что главной причиной неудачи проведенного опыта (если он действительно имел место) явилась незаложенность в него идеи трикстера.
«Их древнейшая цивилизация, — пишет Метерлинк о термитах, — является наиболее любопытной, наиболее полной, наиболее разумной и, в некоторой степени, наиболее логичной… из всех цивилизаций, которые появились на земном шаре перед нашей собственной.
…В термитнике боги коммунизма стали ненасытными Молохами: чем больше им отдают, тем большего они требуют — и упорствуют в своих требованиях до тех пор, пока индивид не будет уничтожен, а его нищета не станет абсолютной. Эта ужасная тирания не имеет подобия среди людей, ибо если у нас благами цивилизации пользуются хотя бы немногие, в термитнике ими не пользуется никто.
Дисциплина, более суровая, чем у кармелитов или траппистов, и добровольное подчинение законам или правилам, пришедшим Бог знает откуда, не имеют себе равных ни в одном человеческом обществе…Здесь нет отдыха, кроме последнего для всех сна; здесь недопустима болезнь, а слабость несёт за собой смертный приговор. Коммунизм доведён до границ каннибализма и копрофагии.
…Прежде у термитов были крылья; теперь их нет. У них были глаза, которыми пришлось пожертвовать. У них был пол, но и его пришлось принести в жертву» (Успенский П. Д., 1993. С. 78).
Эволюция так называемых общественных насекомых — пчел, муравьев, термитов — моделирует, мне кажется,