— Это, брат, пройдёт, это как болезнь — перетерпеть надо. А потом боль утихнет и новая мечта появится. Вот увидишь!

— Хорошо бы!

Они долго ещё говорили всё о том же, пока не вернулась нянька. Анне казалось, что брат уходил успокоенный, умиротворённый. Но вскоре ей стало известно, что Юрий вызвал к себе своего духовника Спиридона, игумена Троице-Сергиева монастыря, своих бояр Ивана Никитича да Василия Фёдоровича Вельяминова, да в свидетели пригласил Ивана Васильевича Ощеру и в их присутствии написал завещание.

Это ещё больше встревожило великую княгиню Рязанскую Анну Васильевну. Она решила непременно до отъезда ещё раз повидать брата, но сначала отправилась к великому князю посоветоваться, как ей быть дальше. Ждать матушку она больше не могла, пора было отправляться домой, в Рязань, все сроки её возвращения уже истекли, муж дважды присылал за ней гонцов. Ехать без особой нужды в Ростов Великий к матери, да ещё с детьми, она не хотела.

Великий князь не отговаривал сестру от поездки домой, в Рязань. Он сказал, что сам едет в Ростов навестить родительницу, а заодно заберёт у неё сына и часть казны, отправленной с ними из Москвы. Если же появится опасность для жизни матери, он пришлёт за сестрой гонцов прямо в Рязань, тогда она и приедет, но уже без детей, чтобы не мучить их длинной дорогой. На том и порешили. Анна начала сборы, закрутилась череда неотложных дел.

Но она всё-таки выбрала перед отправлением домой время и сходила проведать Юрия. К матери брат тоже не поехал, ему самому нездоровилось, настроение у него было подавленным, он то и дело дотрагивался до своей груди, объяснив сестре:

— Последнее время давит что-то сильно, дышать тяжело.

— И давно болит? — встревожилась Анна.

— Да случалось и прежде, знаешь, будто воздуха не хватает, а вздохнуть не могу, кажется, сердце разорвётся.

— Может, лекаря вызвать, травки какие выпьешь?

— Смотрел он меня недавно, слушал, вон они, настойки, мне уж их достаточно натаскали. Иногда даже помогают...

— Так ты из-за болезни решил завещание написать? Неужели думаешь, что это так серьёзно?

— Да нет, конечно, не волнуйся, сестра, — заулыбался, наконец, Юрий. — Просто долгов перед походом наделал, хотел сразу тогда же написать, да не успел, духовника в Москве не было. Мало ли что... Дела должны в порядке быть. Вот рассчитаюсь с долгами, снова всё переделаю. Да и хватит об этом. Ты мне лучше, сестра, скажи, ты пойдёшь проститься с Феодосией?

— Надо обязательно повидаться, взять от неё для мужа весточку, узнать, как она хочет наследством своим распорядиться.

— Скажи княжне, что хочу повидаться с ней в последний раз, что, мол, уезжаю в свою отчину, в Дмитров, долго теперь не буду ей надоедать, пусть примет меня.

Анна, конечно же, пошла в Вознесенский, и с благословения матушки-настоятельницы её проводили в келью к Феодосии. Княжна только что вернулась со своего послушания, её отрядили ухаживать за старыми, немощными монахинями, и готовилась к вечерней службе.

Прошло лишь несколько дней, как она ушла в монастырь, но Анна с трудом узнавала её — в длинном чёрном одеянии, повязанная чёрным же платком, со строгим, неулыбчивым лицом... Анне даже показалось, что Феодосия не рада ей. Её комната-келья в деревянном бревенчатом доме была очень скромной: кровать да крошечный стол с несколькими книгами. В углу у двери стоял её маленький дорожный сундук, который она привезла с собой ещё из Рязани. В переднем углу — иконы с горящей лампадкой.

— Как поживаешь? — спросила Анна, когда они присели рядом на лавку.

— Хорошо, — безразлично ответила княжна. — Грустить и даже скучать некогда. То служба в храме, то работа — здесь такие старушки есть немощные и больные, что их более жалко, чем себя. Я кормлю их, мою, молюсь с ними. И сюда, в келью мне работу дали — ризы вышивать...

— Как же я твоему брату объясню, великому князю Рязанскому, твоё неожиданное решение? Он же упрекать меня станет, почему не удержала, не привезла с ним посоветоваться?

— Он простит меня, не на пляски же я отправилась! А приедет в Москву — вот и повидаемся.

— Что с приданым твоим делать — с нарядами, землями, сёлами? С казной, тебе родителями завещанной?

— Не спешите с этим. Вот решу окончательно, где мне навсегда остаться, где постригусь, — туда часть заберу, часть вам передам. Только сейчас я об этом не хочу думать. Пусть пока всё в руках брата находится. А коли со мной что случится, он знает, как всем распорядиться — всё детям вашим достанется.

— Ты разве не насовсем сюда? Чем же тебе в крепости-то плохо? Ты же тут выросла! И надёжно здесь, и покой, достаток! Близкие рядом.

— Ничего я пока не знаю, Анна. Не тревожь меня понапрасну. Пусть всё будет так, как Господь мне подскажет, пока я всем довольна, так и брату Василию скажи.

— Феодосия, я должна ещё одну просьбу выполнить. — Анна помедлила, но решительно продолжила. — Юрий Васильевич хочет повидать тебя на прощание, в свой удел уезжает он надолго. Может быть, ты позволишь ему на минутку зайти?

— Сюда, в кельи, нельзя мужчинам... А государь где? Он обо мне не спрашивал?

— Нет, он уехал в Ростов, сына с казной забрать да матушку проведать, болеет она сильно.

— А он ничего не просил мне передать? — в голосе Феодосии промелькнула искорка заинтересованности и надежды.

— Нет, ничего. А вот Юрий... Он грустен очень и нездоров, позволь ему...

— Да, конечно. Пусть он после вечерни подойдёт к монастырским воротам, я пойду туда.

Трогательно простились две молодые женщины.

— Спасибо тебе, Анна, — ласково проговорила княжна, провожая её по монастырскому двору к воротам. — Ты всегда была добра ко мне. Сколько лет мы вместе пробыли! Почти всю жизнь. Я по тебе, наверное, больше всех скучать стану.

— Ой ли! — засмущалась та. — Есть у тебя зазноба и поважнее!

— То совсем другое! — сразу поняла княжна, на кого намекает Анна. — Ты мне как сестра, как подруга, ближе и роднее нет никого. Ты да брат Василий! Я думаю, мы ещё не раз свидимся. А пока — прощай!

— Хорошо, родная, но я