Шрифт:
Закладка:
Мы снова переехали в Орегон, когда моему сыну было чуть больше семи лет. Однажды я отвезла их с Энди в Салишен. Я не знала, чем это может обернуться. Возможно, возвращение не принесло бы мне ничего, кроме печали, ведь мы ехали на океан моего детства. Но я верила в притяжение океана. Примерно в полутора километрах от курорта, когда мы миновали эстуарий и свернули к поросшему пихтами холму, в центре которого стоит Салишен, у меня отпустило сердце. Дело было не в курорте. Дело было в самом слове. В просторе океана или в покое, некогда даровавшем ребенку новую надежду. Я опустила створку окна и окунула лицо в соленый воздух. Сын волновался, но не понимал отчего.
Энди сказал:
— Ну что, это оно?
— Да, — подтвердила я. — Это оно, то самое место.
Мой сын никогда не бывал в таком шикарном месте, так что первые десять минут он в своем маленьком детском восторге носился по комнате и пританцовывал. Потом нашел в шкафу белые махровые халаты, разделся догола, завернулся в один из них, вышел на балкон и произнес:
— Вот это жизнь.
Потом мы все спустились в бассейн. Бассейн моих детских надежд. Майлз не переставая твердил «Салишен». Слова удерживают на своих маленьких спинках целые океаны.
Восторг.
Слово. Акт воображения. Я, Энди, Майлз. В бассейне мы работаем над Майлзовой техникой плавания. Муж тоже плавает, ложится на воду и смеется, ныряет, как ребенок, от хлорки у него текут сопли. Но он не обращает на них внимания. И спокойно забирается на глубину.
Мы с Майлзом в бассейне Салишена играем. Обычно он сам изобретает водяные игры, и все они связаны с тем, чтобы держать голову над поверхностью. Но в этот раз он говорит, что придумал очень важную игру.
— Ладно. А что за игра? — спрашиваю я.
— Я собираюсь погрузить под воду всю голову, целиком, — объявляет он.
!
Я киваю и молчу, стараясь не спугнуть момент. Подхожу ближе, чтобы подхватить его и быстро окунуться вместе. Безболезненно.
— Нет, — протестует он. — Ты оставайся там и погружайся, а я буду погружаться здесь, и мы будем смотреть друг на друга и стараться не дышать как можно дольше.
!
— Окей, — говорю я.
Мое сердце!
На нем плавательные очки. Он зажимает нос одной рукой, а на другой растопыривает пальцы — будет загибать их, считая.
Раз.
Два.
Три.
И он делает свой самый глубокий вдох. И опускает голову под воду. Полностью. И я тоже. Я вижу его сквозь голубую воду. Его прекрасную подводную голову. Впервые. Он держит дыхание. Магия.
Вынурнув и глотнув воздуха, мы оба смеемся, и я говорю, как горжусь им, и он брызгается, и к нам подплывает Энди, и мы все вместе заключаем друг друга в объятия. Ну знаете, как люди обычно дурачатся на каникулах.
— Еще! — просит Майлз.
И мы погружаемся снова. И снова, и снова.
В этой воде с ними обоими — мальчиком и мужчиной — у меня перехватывало дыхание. Я сама себе не верила. Это — семья. И она моя.
Такая маленькая и нежная вещь — простота любви.
Я учусь жить на поверхности земли.
ПО ТУ СТОРОНУ УТОПЛЕНИЯ
Мне интересно. Кто болел за меня?
Наверное, впервые с моих четырнадцати я смотрю видеозаписи, снятые на «Супер-8». Соревнования. Снимал отец. Много, много снимал. Кассеты тихо лежали в картонной коробке, нетронутыми, с 2003 года, в котором умер отец, — через два года после мамы. Я помнила об этих записях. Они хранились в гараже. Просто до сих пор я никогда… не поднимала их с глубины.
Не знаю, как точно описать вам, на что это похоже — смотреть на маленькую женщину, жизнь которой состоит из плавания. Я имею в виду, оттуда, откуда сейчас на нее смотрю я. Наблюдать, как она это делает. Может, она уплывает от чего-то? Или к чему-то плывет?
Хотя сюжет там один и тот же — я либо выигрываю соревнования, либо проигрываю в них, — есть кое-что еще, чего вам не будет видно.
Вот что вам незаметно: как много. Как много километров мне пришлось проплыть, чтобы вернуться в простой хлорированный бассейн, где я могу… просто быть.
Сейчас я хожу плавать три, иногда четыре раза в неделю. В Клакамасский аквакомплекс рядом с домом. Это место я ощущаю… как нечто, что больше всего остального напоминает мне дом.
Люди на соседних дорожках не спортсмены. Хотя время от времени сюда заглянет профессионал, и тогда в моем теле — ничего не поделаешь — тут же проснется азарт. Я буду соревноваться до последнего. Мы обычно не разговариваем — только киваем друг другу в конце, словно обмениваемся чем-то сокровенным.
Но гораздо чаще рядом со мной самые обычные люди. Прекрасные дамы в возрасте, которые занимаются водной аэробикой: чьи-то мамы, бабушки и прабабушки с массивными грудями и животами, напоминающими, что значит для женщины выносить в себе целый мир. Проплывая мимо, я смотрю на их ноги и тела под водой и чувствую странную причастность к какой-то общей материнской родословной. Вы же знаете, что под водой можно улыбаться? И смеяться тоже.
Два раза в жизни я плавала вместе с альбиносами. Чувствовала себя в каком-то смысле везучей. Словно оказалась в правильной воде.
В бассейн рядом с моим домом ходит женщина без одной ноги. У нее протез, который оканчивается ластой. Двигается она очень технично. Как я заметила, тренируется серьезно. Мне нравится плавать с ней.
Иногда дорожки занимают дети и подростки — наверняка из спортивных команд, это видно по их великолепной технике, по костюмам, шапочкам и очкам. Они нравятся мне больше всех. Для этого им даже не нужно стараться.
Пожилые мужчины тоже плавают, большинство из них невероятно вежливы со мной. Кожа на их спинах собирается складками, бледными, в крапинку. Ноги кажутся слишком тонкими, чтобы удерживать тело. Почти все эти мужчины носят примерно одинаковые белые или бежевые боксеры. Иногда из очень тонкой ткани. Но они так или иначе сражаются с водой, во всех формах, габаритах и во всех техниках плавания. Однажды я остановилась передохнуть и заметила, что на меня смотрят двое. Один сказал другому: «Ну разве она не великолепна?» А другой ответил: «Еще как!»
