монах, вальяжно рассевшийся в правой стороне нижнего регистра (рис. 8). Он беспечно выпивает, а чётки, висящие без дела на подлокотнике кресла, свидетельствуют о лености его духа, избегающего монашеских ценностей. Вокруг суетятся монахини, старательно набивают его мешок (кошелёк) сеном (золотом) – аллюзия на стяжательство и богатство служителей клира. Критика католической церкви и её представителей – большая тема, широко и многообразно развитая Босхом. В работах Иеронима служители христианского культа обычно оказываются пособниками лжи и прелюбодеяния. Одна из изображённых фигур – монахиня, протягивающая менестрелю ворох сена, что свидетельствует о покупке услуг интимного характера, поскольку сам бродячий музыкант репрезентирует сексуальность. Труба и мешок (меха) волынки прямо ассоциировались с маскулинностью (такие аллюзии можно встретить не только в нидерландской литературе). Эротизм образа музыканта подчёркивается ещё одной красноречивой деталью: от волынки (аллегории тестикул) тянется веревочка, к ней подвешена колбаска (пенис). А монахиня охотно меняет её на сено. Аллегорическим языком сцена рассказывает о разврате и покупке сексуальных услуг похотливой монахиней. Букет цветов, воткнутый в горлышко вазы над головой менестреля, также намекает на предполагаемое соитие. В средневековой культуре у менестрелей была дурная репутация: они путешествовали по городам, соблазняя оседлый люд развратными стихами, музыкой, пособничали дьяволу, вводя слушателей в состояние возбуждения и аффекта, провоцируемое музыкальными представлениями. Недаром Босх помещает музыкантов в ад, где они страдают от собственных инструментов, становящихся орудиями пыток (глава 6, рис. 46). Музыка, обычно сочетаемая с винопитием и чревоугодием, приводила людей к танцу похоти, прелюбодеянию, греху, а следовательно – в ад. Часто сам дьявол облекается в образ музыканта или танцора и совершает безобразные грехи, совращая людей.

Рис. 7. Цыганка продаёт ребенка. Воз сена, фрагмент.

Рис. 8. Непристойная сцена со служителями культа изображена в правом нижнем регистре.

Апогей неблагонравного амплуа служителей культа, алчущих власти, мирских благ, наслаждений и фигурирующих в произведениях брабантского мистика Иоганна Рюсбрука (Jan van Ruusbroec)[48], воплощают герои центральной панели, следующие за возом сена: наездники, возглавляемые, судя по иконографии тиары, Папой Римским (вероятно, Папой Борджиа, развратником и убийцей). Рядом едут представители светской власти: справа от папы – император Священной Римской империи, далее, судя по форме и фасону шапки, герцог Бургундский, за папой – французский король (его выдаёт герб с лилиями на головном уборе). Патрициев покорно сопровождают их воинства под соответствующими стягами: французский (жёлтые лилии на синем фоне) и немецкий (чёрный орёл – на жёлтом). Старец с бородой, облачённый в чёрную одежду, отсылает к образу священнослужителей восточной церкви, а рядом присутствуют и католики.

Рис. 9 а. Кричащая или громко распевающая физиономия мужчины приделана к мошонкоподобной волынке. Hours of Joanna the Mad, Add 18852, fol. 299r. Bruges, 1486–1506 г. British Library, London.

Рис. 9 б. Фаллическая волынка с эрегированной трубой. Hours of Joanna the Mad, Add 18852, fol. 98r. Bruges, 1486–1506 г. British Library, London.

Рис. 10. Воз сена, центральная композиция.

Светские и духовные правители ничем не лучше еретиков, алхимиков, шарлатанов, с которыми они образуют единую массу страждущих получить злосчастный клочок сена. Текстов, описывающих коррупцию и святотатство служителей церкви и светских представителей власти, в Средневековье создано предостаточно. Например, в нравоучительном диалоге четвёртой книги Мартина (нид. Vierde Martijn), вероятно, написанной поэтом Хайном ван Акеном (Hein van Aken) в 1299 году, рассказывается, как дворяне презирают путь чести и вершат множество преступлений против христианской веры и религии, за что, подобно Риму (Папе и его приспешникам), они поплатятся на Страшном суде и сгинут в аду[49].

Жадность и гордость, властолюбие и тщеславие порицались Виллем ван Хилдегарсберхтом (Willem van Hildegaersberch) – поэтом и профессиональным чтецом, выступавшим на различных нидерландских праздниках в 1400 году. В стихотворной форме он часто распекал церковных служителей, которые, разъезжая на лошадях, с завидным постоянством досаждали людям[50]. Этот образ прямо противопоставлен смиренному и невоинственному образу Христа, въехавшему в Иерусалим на осле – не как воин, а как простой человек. Анна Бейнс в своих стихах также подчёркивает, что вряд ли апостол Пётр владел златом, жемчугами и прочими богатствами. Так, многогранно и изощрённо представленная Босхом критика клира встраивается в богатую традицию, распространённую в Нидерландах.

Человеческая глупость, жадность, алчность и амбиции – приводят к штурму воза сена, что явно противоположно идеалам, описанным Фомой Кемпийским в первой главе «Подражания Христу».

Сам стог сена – централизующий акцент всего произведения – играет ключевую роль в понимании триптиха. На стоге сена пышно цветёт дерево, его окружают влюблённые, страстные пары и дьявол-музыкант, играющий на своеобразной волынке, труба которой составляют нос дьявола (рис. 11).

Нидерландское слово trompe (труба) – общего корня со словом «обман» trompen, французское tromper также значит «обман», отсюда название «тромплёй» – жанр картины, натюрморта-обманки того же семантического поля. В этой сцене бледно-синий дьявол морочит своей коварной игрой падких на сиюминутные удовольствия людей. Синий цвет в средневековой культуре имел разнообразные значения: мог считаться цветом верности или мошенничества, в зависимости от контекста. Существуют описания восставших ангелов, демонов, бывших синими внутри и снаружи. В Средние века дьявол и его мир маркируются тёмными цветами: чёрным, коричневым, синим или тёмно-синим – отсюда и столь необычный цвет дьявола, стоящего на стоге (в сцене ада из «Сада земных наслаждений» совиновидный дьявол, пожирающий грешников, – синего цвета).

Рис. 11. Музицирующие под аккомпанемент дьявола влюблённые не замечают ни ангела, ни Бога.

Образ дерева отсылает как к идее познания добра и зла (великому искушению), так и к теме куртуазного сада, развитой Босхом во фрагменте прелюбодеяния в «Семи смертных грехах» и «Саде земных наслаждений». Мужчина играет на лютне, рядом сидит пара, поющая по нотам. Цветущее дерево, по-видимому, так же, как и в «Корабле дураков», связано с весенней, дохристианской традицией культа майского дерева, что порицалось церковью как отступничество от христианства. На дереве-кусте справа сидит сова: у Босха сова