Народный фольклор, склонный к обобщениям, зачастую сводил библейские поэтические образы к определённой формуле (крылатым фразам, пословицам, погворкам, максимам). И с XVI века начинают встречаться литературные выражения: «это всё есть сено», «наполнить сеном» чей-либо головной убор (читай: голову), «дать сена» или «отвезти сена» кому-либо, – говорящие о пустопорожности, обмане и лжи.

Открытием, пролившим свет на необычный образ, стал случайно найденный текст в королевской библиотеке Брюсселя – «предание о сене» (нид. van den hopper hoys). В 60-е годы XV века Пьетерн ден Брант создал одну из важнейших средневековых нидерландских рукописей (Geraardsbergse handschrift) – компилятивный сборник, состоящий из различных занимательных текстов. В нём представлены головоломки, благочестивые изречения, моралите, материалы катехизации, историографические справки, описания паломнических маршрутов, календари, исповедальные рекомендации и разные поучительные и душеспасительные истории, в том числе поэма-песенка, известная в нидерландском фольклоре XV века. В этой нравоучительной «частушке» поётся о том, как Бог сложил всё лучшее воедино – как копну сена – для общего блага человечества. Однако каждый человек (фламандцы, немцы, французы – все), одолеваемый завистью и прочими пороками, хотел заполучить себе всё, разрушив общечеловеческое богоданное благо, как когда-то это благо разрушили падшие ангелы, а также Адам и Ева[44]. Сей оригинальный фольклорный и в то же время литературный текст (а он как минимум на 20 лет старше триптиха) хронологически и концептуально ближе всего к образу сена у Иеронима.

На триптихе Иеронима изображены представители разных социальных, возрастных, гендерных категорий: монархи, монахи и клирики, женщины и мужчины, дети, крестьяне, купцы и бюргеры – они одержимы страстью, разворачивающейся вокруг сена. В идиомах и поговорках староголландского языка, как в бытовой, так и в литературной речи, за сеном закрепилось значение «пустота», «пшик», «ничто». Воз сена окружён всякого рода прохвостами, пройдохами и прохиндеями, обманщиками и шарлатанами, вожделеющими завладеть хоть щепоткой сухой травы – субститута ложных благ и напрасных надежд.

Символическое значение «сена» как «ничто» (суеты сует) раскрывает картину Иеронима в эсхатологическом ключе. Ряд экзотически одетых фигур свидетельствует, что художник стремился показать падение не только западного мира, но и мира Востока: всё человечество одержимо погоней за сеном (богатством, золотом). Если сено – собирательный, обобщающий образ всех пороков и безумств, то Босх составляет своеобразный аллегорический визуальный словарь оных.

Рис. 4. Воз сена, центральная панель.

Рис. 5. Нижний регистр центральной панели.

На переднем, самом нижнем плане, прямо посередине, «орудует» шарлатан-путешественник, бродячий врач. Для «лечения» пациентов он не пренебрегает алхимией и прочими ухищрениями. Этот фрагмент отсылает к другим работам Босха – «Извлечению камня глупости» и «Фокуснику» (картина создана эпигоном Босха, – вероятно, копия). Обманщик, набивший сеном кошелёк, псевдоврач с ожерельем из зубов на шее «лечит» пациентку, которая совершила грех глупости, доверившись ему. На столе проходимца лежит рисунок корня мандрагоры, рядом – бумага индульгенции, отпускающая ему грех бесчестного заработка. Средневековая нидерландская литература изобилует образами таких злолекарей, которые за деньги могут вылечить от любой болезни: будь то зубы, глупость или влюблённость (рис. 6).

Рис. 6 а. Кошелек «врача» набит сеном, а на столе лежат псевдомедицинские атрибуты, в том числе человекообразный корень мандрагоры. «Воз сена», фрагмент.

Рис. 6 б. Антропоморфный корень мандрагоры из первой естественно-исторической энциклопедии «Сад здоровья» (лат. Hortus sanitatis), опубликованной в Майнце (Германия) в 1491 г. Петером Шёффером. В энциклопедии рассказывается о всевозможных лекарственных и псевдолекарственных травах и растениях, книга получила большое признание и выдержала более 60 переизданий (из которых 13 – инкунабулы).

В моралистическом трактате 1300 года итальянского доминиканского монаха Якобуса де Чессолиса «Ludus Scaccorum», описываются подобного рода шарлатаны, путешествующие по городам, и порицаются глупцы, поддающиеся их нелепому обману[45]. Нидерландская риторика XVI века приводит говорящие имена подобных врачей: например, господин Нечистое Намерение (Ложная Цель – со староголландского Onreyn Besouck), господин Ян Паршивый Врач или Старое Тряпьё (Meester Jan Leurequack), или просто Господин Обман (Meester Hoon)[46].

В ряд проходимцев-обманщиков на первом плане также попадают цыганки, узнаваемые по характерным белым головным уборам широкой овальной формы. Одна из цыганок занята мытьём ребёнка, другая – гадает по руке даме. Хроники XVI века сообщают, что цыгане опасны, они крадут кошельки, попрошайничают, занимаются браконьерством, хиромантией, гаданием, даже похищают и продают детей. Ещё одной примечательной деталью является белая свинья (часто встречающаяся в работах Босха), отсылающая к неблагочестивому образу обманщика – человека, сбившегося с духовного пути ради плотского. Негативное описание свиньи встречаем во втором послании Петра: «Ибо, произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении. Обещают им свободу, будучи сами рабы тления; ибо, кто кем побежден, тот тому и раб. Ибо если, избегнув скверн мира чрез познание Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, опять запутываются в них и побеждаются ими, то последнее бывает для таковых хуже первого. Лучше бы им не познать пути правды, нежели, познав, возвратиться назад от преданной им святой заповеди. Но с ними случается по верной пословице: пёс возвращается на свою блевотину, и вымытая свинья идет валяться в грязи» (2:18–22). Переложение этого образа фигурирует и в стихах известной поэтессы Брабанта XVI века Анны Бейнс (Anna Bijns)[47].

Прибыв в Нидерланды, цыгане позиционировали себя как рьяных католиков, что в скором времени перестало выглядеть таким образом, поэтому Босх приравнивает их к неблагочестивцам, которые подобны собакам и свиньям, возвратившимся к своей исконной неблаговидной природе. Рыба, висящая на хворостинке, по-видимому, отсылает к пословице «жарить рыбу ради икринки», что также свидетельствует об алчности и злонравии цыган, в этом фрагменте продающих младенца богатой даме (рис. 7).

Слева, у самого края центральной части, изображён слепой в чёрном цилиндре, ведомый ребёнком (рис. 7). Иногда его также ассоциируют с фокусником или магом. Его фигура вводит мотив слепоты физической и духовной. Ребёнок на спине слепого лжепаломника должен вызвать сострадание к его попрошайничеству – феномену, часто описываемому в литературе Нижних земель XV века.

В компании с цыганами, слепыми, обманщиками оказывается и толстый