отринутого всеми богами захолустья, как раз начинался сезон ливней. Бан Кусао, та самая столица провинции, находилась как раз в самой гуще леса и состояла из каменной крепости, построенной древними че-тао, большого, но практически заброшенного монахами монастыря и жилого квартала, не вымиравшего только из-за фруктов, в изобилии росших вокруг города, да обезьян, жилистая плоть которых заменяла все остальное мясо. Самые отчаявшиеся ели насекомых, но Каали Сенг узнал об этом не сразу.

Приехав, он первым делом выгнал из крепости предыдущего наместника. Тот уверял, что пригодится, но Каали Сенг велел ему отправляться в Хаймин, а затем послал по следу чиновника Далиравару. Де Валансьен не осведомился о судьбе несчастного в своем первом послании, и одержимый счел это добрым знаком. В отличие от всего остального.

К торжеству идей Партии Справедливости Каали Сенгу пришлось вести двести тысяч айлакцев, густо перемешанных кровями с южными че-тао. Почти все они влачили настолько жалкое нищенское существование, что даже растолковать им что-то было до крайности сложно. Задумываться о чем-то, кроме бурливших животов, они отказывались наотрез. Каали Сенг пытался обращаться к горожанам Бан Кусао с речами, но встречал лишь тупые, покорные кивки и полное безразличие к приказам. Наказывать их смысла не было, поскольку отнимать у них попросту было нечего, а жизнями они не дорожили. Кахой Дхат в сравнении с Бан Кусао в воспоминаниях одержимого представал чудесным градом с золотыми вратами и открытыми погребами.

От упокоившегося среди ливневых лесов предшественника Каали Сенгу перешла канцелярия, состоявшая из трех лопотавших на ломаном эльветийском секретарей и хитрого злопамятного че-тао по имени Цзянлянь Фу. Формально Фу исполнял обязанности первого помощника наместника, но на самом деле занимался одним только собственным обогащением. Че-тао владел единственными в Бан Кусао кожевенной мастерской и кузницей, имел с них доход и хлопотал над законами, ставившими его в выгодное положение в сравнении с остальными торговцами и мастерами. В новом наместнике он быстро распознал угрозу и начал предлагать взятки и сыпать намеками на связи в столице. Подавив желание своими руками сломать шею пронырливому бумагомараке, Каали Сенг попытался взять от него ту единственную ценность, какой он владел, а именно – сведения о порядке вещей в провинции.

Фу рассказал, что никто и никогда не занимался Бан-Че. Эльветийцы не слали денег, не строили дорог и вообще не интересовались провинцией. Местные власти при немом попустительстве столицы проводили годы в состоянии, близком к полной апатии. Даже Че-Тао, некогда владевшее территорией провинции, не предпринимало попыток вернуть ее под свой контроль. Бан-Че никому не приносил выгоды и, следовательно, игнорировался.

– Но должно же у вас что-то ценное быть, кроме мартышек и ядовитых змей? – спросил как-то раз Каали Сенг.

Цзянлянь Фу помялся, теребя в руках веер.

– Вообще-то есть кое-что, господин.

– И что же?

– Красная смола, – произнес Фу и опасливо замолчал, словно ляпнув что-то постыдное.

О красной смоле Каали Сенг никогда не слышал.

– Есть в джунглях такие деревья, – пояснил заместитель, – которые плачут красной смолой, если их надрезать. Растут они в самой глуши, но даже одно дерево может обогатить вас, господин. Красная смола ценится магами. Она вызывает видения и усиливает их, если мой ничтожный разум верно понимает.

– И почему ты робеешь, когда говоришь о ней?

– Красная смола запрещена, господин. В старину один чародей поднял восстание против Сына Неба. Он давал своим бойцам смолу, и они становились могущественней, чем придворные маги. Тогда генерал Лю собрал своих людей и выступил против дерзновенного чародея.

– Короче, – приказал Каали Сенг: история о генерале Лю его не интересовала.

– Чародей потерпел поражение и был подвергнут линьчи. А красную смолу Сын Неба запретил.

– Но это ведь было тысячу лет назад наверняка, – как всегда вовремя, ввернула Йоналишарма.

– Тысячу и еще двести, госпожа, – сказал Фу.

– И с тех пор запрет не снят?

– Нет. Но о смоле мало кто знает. Здешние легенды никого не волнуют, господин, кроме скромных любителей преданий вроде вашего ничтожного слуги. Деревья считались вырубленными до последнего, как повелел Сын Неба. Но, – че-тао сощурил и без того узкие глаза, – кто ищет, тому благоволят девять добрых духов.

Каали Сенг протянул че-тао золотую крону.

– Здешние легенды, мой славный помощник, сделают меня величайшим правителем Бан Кусао. А ты мне поможешь. Тебе придется по вкусу награда, уж поверь.

***

В первую экспедицию Каали Сенг вложил собственные деньги. Опустошив карманы и оставив про запас только активы, лежавшие на счетах в Хаймине, одержимый набрал в отряд самых отчаянных жителей Бан Кусао, а также с помощью Цзянлянь Фу дополнил его наемниками из Че-Тао. Последние знали секреты выживания в джунглях лучше, чем кто угодно другой, потому запросили сумму, оставившую Каали Сенга практически нищим. Одержимый мог лишь догадываться, был ли причастен к этому грабежу Фу, решивший обобрать хозяина.

В наказание за недоказанную вину Каали Сенг поставил Фу во главе экспедиции, велел Далираваре следить за ним, а сам остался в крепости с Йоналишармой. Демонесса как могла развлекала его все то время, пока от экспедиции не поступили первые письма. В их ожидании одержимый извелся и озлобился. Он начал подозревать Фу в том, что тот решил забрать деньги и смыться подальше от Бан Кусао. Далиравара должен был убить че-тао в этом случае, и это слегка успокаивало. Вместе с тем, даже месть за глупое предательство не приблизила бы Каали Сенга к красной смоле. Да и существовала ли она вообще?

Потом посыльный-айлакец принес записку. Иероглифы Фу Каали Сенг понял прекрасно: деревья, плачущие красной смолой, найдены. Вместе с бумагой курьер доставил склянку с густой жидкостью бордового цвета. Экспериментировать на себе одержимый не стал. Он послал Йоналишарму на поиски мага в город. Приведенного целителя, изможденного костлявого бородача, он заставил проглотить несколько капель смолы. Видений не последовало, и Каали Сенг скормил ему все. Наблюдая за целителем, одержимый с легкостью вычислил момент, когда смола начала действовать. По тощему телу пробежала дрожь, глаза закатились, рот открылся, а дыхание сбилось на частые вздохи, словно у страдающего заложенным носом. Добиться от подопытного каких-либо доказательств усиления магических способностей не удалось, но Каали Сенгу хватило и того, что, выйдя из транса, целитель пал на колени и принялся благодарить господина за дарованную милость пребывания в царстве богов.

– Не