Мне было восемнадцать, и я начинал перенимать у отца управление нашей делянкой. Такая жизнь меня устраивала. Во-первых, это было приятно. Принимать решения и видеть, как они отражаются на конечном результате – ни с чем не сравнимое удовольствие. Во-вторых, как натура увлекающаяся, я с жаром взялся за дело и посвящал плантации все время. В полях я проводил весь день, а в доме появлялся лишь чтобы прикорнуть; у меня даже появилась тайная чернокожая подружка. Старинных друзей-негров я организовал в группы младших управленцев, убедил отца приобрести еще слуг и дать свободу старикам. Все шло хорошо, пока не пришла эпидемия.

Синтетическая лихорадка распространялась только по воздуху и обязательно поражала человека, стоило ему подойти к зараженному ближе чем на пять шагов. Страшный жар валил людей наземь, отнимая силы и высасывая жизненную энергию. Смерть наступала из-за удушья, когда иссушенные легкие переставали справляться со своей работой. Работавшие в полях кеметцы умирали сотнями и тысячами, надсмотрщики гибли вслед за слугами, а хозяева – вслед за надзирателями. Территории, граничащие с пустыней, опустели наполовину, и тогда из эй-Шаррара в Лангмаланж вошли войска арканократии.

До нас доходили слухи о беспощадных боевых магах, выжигавших плантации и обращавших людей в зомби, с востока к западному побережью потянулись беженцы, а по пятам за ними следовала синтетическая лихорадка. Насколько преувеличены были россказни, мы не узнали: анкемцы не достигли Порт-Анджана. То ли вовремя сработала дипломатия, то ли угрозы начать войну – на сей раз на территории самого Разлома – заставили арканократоров развернуться и увести отряды в эй-Шаррар. А лихорадка продолжала свирепствовать.

***

– Помню, – Ги отставил пустую бутылку в сторону, – как негры не пускали меня в дом, где умирали родители.

Рейнольд молча убрал бутыль со стойки.

– И потому ты уехал?

– Сбежал. – Ги попытался улыбнуться. – Не смог оставаться в Лангмаланже. Это был страшный удар, гораздо хуже, чем даже перспектива быть съеденным каннибалом. Делянку я продал соседу, тому самому, у которого отец некогда выкупил крошечный участок под новый сорт растений. Уступив ему всю плантацию по грабительской цене, я отправился в метрополию. Жизнь на Кемете наносила предательские удары в спину всякий раз когда я входил во вкус и начинал получать от нее удовольствие. И хотя у последних бедствий был вполне определенный виновник, воевать в одиночку с арканократией я не мог и не желал. В конце концов, мне было всего восемнадцать, и передо мной расстилалось непаханое и незасеянное поле возможностей пристроиться в жизни. Необдуманные поступки – бич молодости.

– Молодости? – переспросил Рейнольд. – Тебе сейчас-то сколько? Двадцать пять?

– Двадцать три. Но это ничего не значит!

– Да прям!

Рейнольд показал ему растопыренную пятерню.

– Ты еще действительно молод – это раз. – Он загнул указательный палец. – И волен выбирать. Каждый совершает собственные ошибки – это два, и, раз уж ты покинул Кемет, назад оглядываться не стоит: это удел глупцов и нытиков. Я вижу в тебе таланты – это три, и дураком будешь, если не найдешь им должное применение.

– Таланты?

– Они самые. Один день у тебя ушел на то, чего я добивался две седмицы. А история с этим маньяком! Он целый год потрошил девиц, а встретившись с тобой, меньше чем за месяц отправился назад в ад. Тебе что еще нужно, чтобы поверить в себя?

Не то чтобы Ги в себя не верил. Сам себя он считал человеком умным и толковым, но грубоватая похвала Рейнольда почему-то показалась необычайно приятной.

– Спасибо.

– Да уж не за что.

– Может, заодно подскажешь, что делать дальше? – улыбнулся Ги, и, к его великому удивлению, Рейнольд кивнул.

– Подойди вон к той рыженькой. Ее ночь стоит двадцать крон. За счет заведения, – передо постояльцем на столе появилась банкнота. – И прекрати уже, наконец, хандрить. Завтра все может измениться, так что лови момент и живи полной жизнью. И помни, о чем я тебе только что сказал. Повторять не буду.

Отказаться от денег было бы красивым жестом, но Ги решил плюнуть на красоту и, подцепив купюру, пошел прямиком к шлюхе. В конце концов, молодость не заканчивается в восемнадцать.

***

С малой родины Денн Ларе Галлар вернулся, не вызнав ничего интересного. Подруга Денн, которую он навестил во второй и последний день своей краткой командировки, только подтвердила догадки криоманта. Красивая и амбициозная девушка не смогла существовать в вакууме унылой повседневности и сбежала в поисках лучшей доли.

Младшие оперативники нарыли о Денн много другого. Она отличалась от прочих жертв демона, уничтоженного на мануфактуре. По большому счету, Ларе не обязательно было сниматься, чтобы заработать на жизнь. Она завела нескольких любовников среди богатых и влиятельных людей. Они рекомендовали ее друг другу (Галлар всегда презирал подобные развратные слабости), подыскали ей место в фирме Шедерне и в целом осуществили ее мечту. Неужели всего этого казалось вчерашней безымянной провинциалке недостаточным?

– Ты забываешь о других, – сказала как-то раз начальница Галлара, шеф отделения Лавуарр. – Почему ты забросил расследование восьми предыдущих убийств?

Криомант пожал плечами. Интуиция подсказывала, что разгадка кроется в деле Денн. Более того, несмотря на то, что его связь с "Анниверсером" была очевидной, Галлар предпочел отдать работу в мануфактуре на откуп другому старшему оперативнику, а сам еще глубже погрузился в темные тайны Денн Ларе. Вернее, в то, что считал таковыми. Уверенности в своей правоте у него не прибавилось.

Поисками сестры криомант занялся лично. Поручив Эйме Карпентье разослать запросы о ее тезке-новобранце во все отделения Лутеции, Галлар обошел всех знакомых криомантов и осведомился, поступал ли в их распоряжение некто Эйме из Вирденн-сюр-Ронн. Результатов он не получил. Парень то ли не доехал до столицы, то ли не стал пытать удачу на вербовочном пункте полиции.

О том, какую чудовищную ошибку совершил, Галлар понял, только когда Карпентье исчезла.

Она не вышла на службу в день доклада. На следующие сутки ее также не обнаружилось в отделении. Встревоженный криомант явился в отдел подбора и аудиографии, чтобы распечь не уследивших за коллегой работников, и остался там до