голливудская улыбка по-прежнему сводили с ума девушек и женщин всех возрастов. Этот человек, казалось, был словно из другого мира, где нет невыполнимых задач и в любом деле гарантирован успех. Ему действительно незачем было разбираться в финансах.

— Господин Рейган, не беспокойтесь. Мы с супругой каждое лето путешествуем по диким местам. В прошлом году в Йеллоустоуне жили в палатке в лесу, в горах, и как-то утром к нам пожаловал молодой медведь гризли. Мы сидели у костра, завтракали кофе с круассанами, и он, наверное, учуял запах. К счастью, он не был голоден и через пару минут убежал в чащу. Не думаю, что какое-нибудь важное лицо Клуба в лесу заставит меня испугаться сильнее, чем тогда.

Рональд Рейган заразительно рассмеялся — точно так же, как он это несколько раз делал этим утром на брифинге с журналистами. Те задавали ему острые, неудобные вопросы: например, о серьезных студенческих политических волнениях, все не утихавших в университете Беркли, или о бедственном состоянии систем водоснабжения штата, из-за которого в районе Лос-Анджелеса в июне возникла грандиозная засуха, уничтожившая большую часть урожая и отпугнувшая туристов. Но Рейгана ничто не могло вывести из себя: он отшучивался либо говорил банальные вещи, но с таким актерским выражением, что возразить ему было невозможно.

После брифинга, в обеденный перерыв, Алекс решил прогуляться по улицам Сан-Франциско. В семьдесят первом это был город с поистине волшебной атмосферой. В районе Хайт-Эшбери, в парке недалеко от моста «Золотые ворота», круглые сутки можно было видеть сотни хиппи: длинноволосых парней, певших и бренчавших на гитарах, и симпатичных улыбчивых девушек — босоногих и обязательно с красными или желтыми цветами в волосах. Жаркий июльский воздух был наполнен пряным ароматом цветения южных растений, а из динамиков в соседнем кафе громко доносился бунтарский голос Джона Леннона: Come together — одна из последних песен недавно распавшейся великой ливерпульской четверки. В глубине души Алексу хотелось снять с себя тесный костюм и галстук, став хотя бы на час таким же, как эта беззаботная молодежь, порождение счастливых шестидесятых. Но он, конечно, не мог этого сделать и тут же напомнил себе, что вечером сбудется то, о чем он еще недавно даже и не мечтал.

Из центра Сан-Франциско к Богемской роще вело узкое, однополосное шоссе: примерно полтора часа езды прямо на север. Дорога буквально утопала в зелени, а воздух, казалось, можно было пить как сладкий медовый нектар. На календаре была суббота, после очередной трудной рабочей недели, да еще и в преддверии такого восхитительного отпуска, под ровный шум кондиционера в салоне Алексу захотелось расслабиться и закрыть глаза. Но в этот момент лимузин вдруг резко затормозил. Несколько протестующих людей с плакатами неожиданно выскочили прямо на дорогу, перекрыв ее и едва не попав под колеса мотоциклов, возглавлявших кортеж. На одном из плакатов было жирно выведено от руки фломастерами разных цветов в стиле хиппи «Власть — народу» с круглым знаком Мира, на другом — «Пауки, прочь из Рощи! Верните нам секвойи!». Применять силу было ни в коем случае нельзя: информация о том, что глава штата разогнал мирных демонстрантов, взорвала бы прессу. К счастью, ситуация разрешилась мирно: самая активная из протестующих — женщина лет тридцати, в очках, с растрепанными волосами нагнулась к окну лимузина и, узнав пассажира, явно смутилась, а затем неожиданно приветливо помахала ему рукой. Губернатор ответил ей тем же, и вскоре кортеж продолжил свой путь. Через несколько минут они уже подъезжали к городку Монте-Рио, закрытому для простых смертных, за которым начинались владения Клуба. Губернатор снова заулыбался:

— Только посмотрите, какие здесь забавные названия. Небольшая речка, которую мы сейчас пересечем, называется Русская, а эта улица — Московская. Когда-то давно, лет сто назад, эти места принадлежали русским эмигрантам. Потом их выкупил калифорнийский театральный меценат, желавший, чтобы в этом раю могли свободно отдыхать бедные художники и актеры. Собственно, а кто такие мы, политики? Те же актеры, только роль у нас каждый день разная.

— Странно, что все эти названия не переименовали в эпоху охоты на ведьм в пятидесятых. Тогда ведь все, что в Америке напоминало о коммунизме, предавалось анафеме.

— Молодой человек, вы не поверите, но даже меня, образцового христианского консерватора, обвиняли в симпатии к коммунистам, когда я вступился за знакомого профессора в Стэнфорде, которому чуть не дали пожизненное только за то, что он когда-то бывал в России. А во время выборов мне припомнили критику законов Кеннеди — правильных, но слишком поспешных — и обвинили в расизме. Но все эти дурацкие «-измы», поверьте, долго не протянут. Человек, отдельно взятый человек — вот что, в конце концов, встанет во главу всего.

Лимузин вновь затормозил: на этот раз у шлагбаума, над которым висел указатель въезда в Богемскую рощу. Перед шлагбаумом стояли две дорогие спортивные машины, видимо, подъехавшие несколькими минутами ранее. В водителе одной из них Алекс неожиданно узнал известного журналиста из газеты «Нью-Йорк таймc», когда-то бравшего у него интервью о делах Уолл-стрит. Разумеется, в Клубе существовал режим полного неразглашения информации, а отдельные журналисты могли быть его членами строго как частные лица. Алекс только сейчас обратил внимание на то, как серьезно была организована охрана мероприятия. Помимо частной службы безопасности Клуба въезд в него охраняли десятки, а может быть, сотни вооруженных полицейских и еще какие-то очень внимательные люди в штатском. Миновав первые ворота, лимузин подвергся тщательной проверке еще дважды, причем полицейские обыскали салон и багажник губернаторского лимузина так, как будто это была обычная частная машина. Запрещалось провозить фотоаппараты и диктофоны, не говоря уже о видеоаппаратуре; разрешалось иметь с собой только сменные личные вещи, блокноты и несколько книг. Над территорией резиденции время от времени пролетали полицейские вертолеты. Казалось, что люди собирались здесь не для летнего отдыха, а на сверхсекретное военное совещание.

— Согласно правилам любой новый член должен пройти долгое, как минимум трехчасовое собеседование с представителем службы безопасности. Даже на исповеди вам не приходится признаваться в стольких ваших тайных грехах, как на этом допросе с пристрастием. Но по моей личной просьбе, в виде исключения, сегодня вас пропустили без этой процедуры. Иначе вы бы не увидели главное событие вечера.

Территория частного заповедника «Богемская роща» представляла собой восхитительный, красивейший лес секвойи площадью в тринадцать квадратных километров, включавший также живописные горные склоны, реку и искусственное озеро в самом сердце Рощи. Секвойи — самые прекрасные и величественные деревья на свете, с огромными красными стволами, обширнейшими кронами; верхушки самых старых деревьев, возрастом больше