ритуал не приносил бы городу то, о чем молили богов его жители. Засуха почти мгновенно сменялась многодневными обильными дождями, на неприятельскую армию обрушивалась моровая язва. Молок, насытившись, столетиями спасал Карфаген. Лишь однажды в истории, когда грозное римское войско Сципиона Африканского стояло у древних ворот, его жители, несмотря на всю опасность, отказались отдать жрецам своих детей на мучительную смерть. На следующий день Карфаген пал, а римляне, уставшие от столетий Пунических войн, излили всю свою ярость, сровняв город с землей, казнили или продали всех его жителей в рабство, а затем щедро посыпали его почву солью, чтобы на ней еще много лет не взошел ни один стебель. Молок остался голодным, и вся многовековая богатейшая карфагенская цивилизация, культура, язык навечно ушли в небытие.

Музыка снова стихла, настала торжественная пауза. Жрецы подняли фигуру огромного младенца, замерев на мгновение. Вероятно, эта фигура была сделана из тяжелого материала: священники в рясах перемещали ее с большим трудом. Алекс подумал, что внутри кокона, изображающего младенца, по размерам как раз мог уместиться взрослый живой человек. Алекс напряг свое идеально острое от природы зрение и мог поклясться: на какой-то миг из кокона вдруг поднялась вверх чья-то рука, кажется, с темной кожей. Впрочем, на таком расстоянии в дрожащем блеске языков пламени это могло быть лишь его разыгравшееся воображение. Жрецы наклонили фигуру и бросили ее в пылающую жертвенную яму. И снова Алекс отчетливо услышал что-то страшное — истошный человеческий крик, но это мог быть и крик кого-нибудь из окружающей толпы, который к тому же тут же заглушили новые аккорды органной музыки. Из динамиков вновь донесся голос жреца, но на этот раз он не говорил, а разразился надрывным, безумным хохотом. Пламя теперь уже полностью объяло огромную каменную Сову, ряды крестов по обе стороны от нее горели, с треском выстреливая в воздух снопы искр, жрецы с факелами стояли спиной к пруду, лицом к горящему идолу. Голос вновь заговорил:

— Мы теперь свободны! Да пребудет с нами счастливое лето, без забот и тягостей!

Толпа на этой стороне пруда взревела от восторга. Репортер повернул голову к Алексу и с изумленными глазами проговорил: «Ты видел это? Это было по-чумовому восхитительно!!!» Некоторые из окружающих начали исступленно обниматься, казалось, что собравшиеся мужчины были готовы кататься по земле от восторга. Дух демонов после обряда, которому бы позавидовали и самые убежденные сатанисты мира, поклонники древнего культа Люцифера, кажется, вселился в души собравшихся. Алекс был воспитан в строгих католических традициях: его родители никогда даже не садились за стол, не помолившись перед трапезой. Он повторял про себя слова губернатора о том, что все это — лишь игра, что здесь ничто не следует принимать всерьез. Но в его ушах все еще стояли странные крики с той стороны пруда, он был почти уверен, хотя и не мог за это полностью поручиться, что перед ним и вправду предали мучительной смерти живого человека. Или это была невероятно искусная постановка. Жрец снова заговорил: он рассматривал пепел сожженной фигуры и по нему предсказывал, что это лето пройдет для собравшихся членов Клуба исключительно хорошо. Но эти слова Алекс уже слышал словно в тумане. Больше всего ему хотелось сбежать отсюда, тайком поймать на ночном шоссе автомобиль и уехать домой. Но он понимал, что лучше даже не пытаться это сделать. До его домика отсюда было не больше двух километров. Выбравшись из толпы, он поплелся спать, дав себе слово никому в жизни не рассказывать о том, что он видел.

На следующее утро светило яркое солнце. Вчерашний обряд казался лишь дурным сном. Алекс заметил, что под дверью комнаты просунута тонкая папка. В ней он с удивлением обнаружил сценарий пьесы «Метаморфозы, или Золотой осел», написанной во втором веке древнеримским писателем-сатириком Апулеем. В повести описывалась история юноши, случайно превращенного его любимой в осла, который, пройдя в обличии вьючного животного через много стран и немыслимые приключения, в финале вновь становится человеком. В повесть также вошли несколько независимых новелл, одной из которых была знаменитая история Амура и Психеи. Реплики возлюбленной римского бога любви были очеркнуты и выделены фломастером. По спине Алекса скатился холодный пот. По всей видимости, играть Психею предстояло ему.

Хотелось есть. Слегка ошеломленный, он вышел на лужайку. Где-то высоко, в ветвях секвой, раздавались мелодичные трели птиц. Рядом с входом двое мужчин играли в пинг-понг, причем оба были раздеты до нижнего белья. Чуть дальше, в тени, в гамаке лежал пузатый лысоватый тип, похожий на сенатора с большим стажем. Он читал газету и был при этом совершенно голым. Алекс присел за столик под навесом, и перед ним появился официант, держа поднос с легким завтраком. Впрочем, на еду Алекс не сразу обратил внимание. Официант был молодым, высоким, загорелым, атлетического сложения. Он был в одних шортах, в обоих ушах висели серьги, но главное, что его глаза были густо подведены тушью.

Один из мужчин, игравших в настольный теннис, вдруг резко окликнул официанта:

— Эй, Чэд, ты чего такой серьезный? Снимай шорты, здесь так не принято. Хочу внимательно полюбоваться тобой сзади. Тебе платят такие деньги вовсе не за то, чтобы ты тарелки разносил. Нам всем уже давно пора хорошо повеселиться.

Алекс не хотел слышать и видеть продолжение этого разговора. Взяв в руку стаканчик с соком и сценарий, он медленно пошел вверх по тропинке. Через некоторое время он нагнал еще двоих мужчин. Они шли тоже почти обнаженные, время от времени поглаживая друг друга по спине и плечам. Как ни странно, их разговор был при этом вполне серьезным — о перспективах слияния двух крупных американских авиакомпаний.

К счастью, далеко не все члены Клуба предавались плотским утехам. В самом центре Рощи находился большой амфитеатр наподобие древнегреческого, правда, его сиденья были не каменными, а вполне обычными, расположенными сверху вниз на пологом склоне холма. Всю первую неделю «богемских каникул» почти с утра до вечера здесь проходили интересные мероприятия, например, в одиннадцать утра мог выступать директор ЦРУ с докладом о главных внешних угрозах, в час дня министр социального развития рассказывал о ситуации с безработицей. После обеда темы бизнеса и политики, как правило, сменяло искусство, которым и был изначально знаменит Богемский клуб. В три часа мог выступать знаменитый джазмен, в пять — известный голливудский актер, а вечером, в семь, — национальный балет. В редких случаях в выступлениях участвовали женщины, но они были обязаны в тот же день покинуть пределы Рощи.

Тем временем в