Слова эти удивили Димитрия. Отец подарил ему Луну, как только убедился, что сын готов о ней заботиться; неужто английские лорды отказывают своим сыновьям в такой малости?

Наконец он спросил:

–А вы не могли ее получить?

Вопрос был невежливый, однако он по опыту знал, что наемникам обычно прощают грубоватую простоту.

Ричард глянул на Белую Серри в стойле и улыбнулся.

–Мог бы получить, если бы попросил. Как-никак, я был герцогский сын. И тут-то и была загвоздка. Из тех же книг, из которых узнал про белых лошадей, я усвоил мысль, что как герцогский сын не должен просить, чего хочу. Понятно ли это хоть в какой-то мере?

Дими подумал было рассказать Ричарду часть собственной истории… кем был его отец и каким тот был. Однако сказал лишь:

–Мне это понятно, ваша светлость.

Ричард рассмеялся.

–Я забыл, вы тоже знакомы сПередиром. Расскажите как-нибудь, что вас свело.– Он перестал смеяться.– Хочешь ли ты ее получить, брат-милес?

Дими понимал, что ему предлагают не лошадь – вернее, что лошадь – наименьшая часть сделки. Ричард просил ни много ни мало присягнуть ему на верность. Принеся клятву, Димитрий станет вассалом Ричарда; он не сможет наняться на службу к другому и должен будет покоряться сеньору, покуда один из них не умрет или не совершит некое немыслимое предательство. За это герцог Ричард будет кормить его, одевать, вооружать и защищать по закону – каковым законом был на Севере сам Ричард.

Дими хотелось спросить, почему. Ричард решителен, даже своенравен; Дими видел это вЛондоне, в подземелье Ноттингемского замка, на кабаньей охоте. ИДими чувствовал, что если спросить о причине, предложение отменится и больше не повторится; все останется, как сейчас, когда ничего больше не подразумевается и не ожидается.

Выбор за ним, но выбор этот окончательный и должен быть сделан сейчас.

Второй раз в жизни Димитрий Дука ощутил, как он слаб, как сиротлив.

–Она прекрасна,– ответил он,– и я почту за честь ею владеть.

–Что ж,– сказал Ричард, глядя себе под ноги,– договорились.

Дими ждал. Он не чувствовал ни сожалений об утраченной свободе, ни радости от того, что теперь у него есть господин и покровитель. Как будто ничего не произошло.

Ричард повторил: «Что ж» иумолк, как будто тоже чего-то ждал, а оно не случилось. Потом глянул на Олвен, сказал:

–У вашей белой лошади было имя?

–Я звал ее Луной.

–Можете звать так эту, если хотите… вряд ли лошадям до́роги их имена.

–Это было очень давно, ваша светлость.

–Хм? Ах да, конечно. Как пожелаете.– Ричард подошел к стойлу Серри, долго смотрел на нее, затем сказал:– Что ж. Анни наверняка меня ждет. Обеты, сами понимаете.– Он улыбнулся.– Доброй ночи, брат.

Без званий. Только одно слово.

–Доброй ночи, милорд.

И вновь короткая пауза, затем рассеянный кивок. Герцог вышел.

Димитрий похлопал Олвен, погладил ее гриву, потом задул фонарь и вышел из конюшни. Облака разошлись, месяц ярко озарял стены и снег, призрачно подсвечивал свинцовые скаты. Дими кивнул скучающему привратнику, вошел в дом и поднялся по лестнице.

Наверху он чуть не налетел на Грегора. Инженер был в плаще с капюшоном. Одной рукой в перчатке он держал бумаги, другой – что-то похожее на оружие, однако это оказался лишь бронзовый квадрант, обмотанный шнурком со свинцовым отвесом.

–Ах, Дими, извините,– сказал Грегор.– Я хотел поблагодарить вас за обед.

–Что?– Дими не был уверен, что умеет различать сарказм в тихом голосе Грегора.

–Это была не говядина. Она не сочилась кровью.

–А… Куда вы идете?

–Проверить измерения одной из Halbkulverins[53].– Грегор удобнее взял бумаги.– У нас было студенческое присловье, что если ночью вдруг усомнился в результатах, надо проверить сразу, иначе Heinzelmännchen – домовые – к утру их изменят.

–Вы же не верите в…

–Не верю. Но иногда так случается. Так что мы проверяем. Там очень холодно?

–Довольно холодно. А вам не все ли равно?– Это было сказано с укором, без всякого его желания.

Грегор невозмутимо ответил:

–Да, я не чувствую холода. Однако он вреден моему телу. И порой я бываю в настроении заботиться о себе. Доктор сказал мне…– Он склонил голову набок, разглядывая Дими.– Нет, мой друг. Не Fräulein Doktor. А теперь я откланяюсь. Доброй ночи.

Грегор прошел мимо него и начал бесшумно спускаться по лестнице.

Димитрий глянул на стену. Здесь висела шпалера, изображающая бой норманнов и саксов, очередная клятая шпалера, на которой одни люди убивали других и непонятно даже, кто побеждает. Он гадал, что произошло между итальянкой и фон Байерном, хотя понимал, что думать об этом не след.

Дими беседовал с ней, просто так, без определенной цели, и пытался свернуть разговор к добрым старым временам; он внезапно понял, что никогда не видел ее счастливой. Он рассказывал о друзьях детства, своей конной когорте, их приключениях, его белой красавице Луне.

А она внезапно залепила ему пощечину и выбежала из комнаты.

Он ничего не понял. И за все время ни разу не видел ее улыбки.

Дими отвернулся от шпалеры и пошел спать, думая, что у вампира теперь есть его пушки, а угерцога – его вассалы, но до настоящих сражений все равно может пройти не одна неделя.

Димитрий иТирелл проехали со своими конными отрядами половину Аннандейла, по другую сторону шотландской границы, преследуя угонщиков скота. То была долгая погоня в сентябрьском тумане по гористым приграничным краям, впереди ехали разведчики на случай более чем возможной засады, однако преследуемых задерживала их четвероногая добыча, и на мягкой земле следы читались отчетливо. Несколько раз Дими вроде бы слышал мычание, далекое и как будто призрачное. Видимо, звук чудился ему в шуме ветра. Только холод и туман были реальными. Они, и люди впереди.

В тумане показалось светлое пятно – там что-то горело. Дими тихо свистнул, и его люди подъехали ближе. Сбоку донесся ответ Тирелла – совиное уханье. Отряды разъехались, чтобы взять шотландцев в клещи. Предстояла конная стычка, недостойная зваться сражением: кто-то будет ранен, скотокрады разбегутся. Англичане вернутся домой со скотом и несколькими ранеными шотландцами, чтобы было кого вздернуть на виселице. Потом шотландцы в отместку сожгут английскую деревню, если прежде англичане не сожгут шотландскую, и так снова и снова. Такова пограничная война.

Дими постоянно напоминал себе, что другой войны у них нет.

Он и его отряд поравнялись с огнем, за которым в тумане разгоралась бледная заря. Как Димитрий и ожидал, горели набросанные поперек дороги ветки: беглецы хотели замедлить преследователей и дать арьергарду немного света, чтобы перестрелять как можно больше врагов.