лифляндский сейм, хотя и без законодательного характера. Генерал-супер-интендант, доктор Вальтер, произнес при открытии сейма речь о германизации края, объявляя его немецким и мало скрывая нерасположение и даже ненависть к России.

Катков лучше других понимал, как были чреваты бедствиями в будущем для России те уступки, которые легкомысленно делались нашим окраинам, отличию сознавая, что одна уступка вызывает другую, как оно и подтвердилось на примере Финляндии, искусственно оторванной теперь от России.

Финляндский вопрос возбудил не Катков, а сила обстоятельств. В период сейма 1863 — 1864 годов русское национальное чувство было задето сперва нежеланием земских чинов предоставить права голоса финляндцам, находившимся на русской службе, а затем — вопросами о таможне, об особой финляндской государственности, особом флаге и т. п.

Наиболее горячо Катков отнесся к первому вопросу. «Нахождение на русской службе, как честь для каждого подданного Империи, не может сокращать его политических прав», писал он. «Гельсингфорсские же юристы перерыли законы своего новорожденного государства и открыли, что статуты его запрещают финляндцам, жительствующим за границей, т. е. в России, пользоваться политическими правами в Финляндии. Вот как быстро идут на свете! Только что успели мы поздравить Финляндию с сеймом, как её дворяне уже торопятся расчесться с Россией. Вот что значит сепаратизм! Стоит только ему дать один палец, он потребует всей руки, дайте ему руку, он обхватит все тело».

Статьи эти по свидетельству «Русского Инвалида» (1863, № 234) произвели весьма сильное впечатление не только на членов сейма но и на все финляндское общество. Некоторое время только и разговор был, что об них. Финляндцы говорили, что они кровно обижены «Московскими Ведомостями», жестоко оклеветавшими Финляндию перед лицом России. В этих строках очевидно, слышится отголосок гельсингфорсских настроений, ибо сам «Инвалид» весьма определенно стал на сторону Каткова, заявив: «Напрасно в своей речи Виллебранд коснулся «Московских Ведомостей» и упрекал их в несправедливых нападках на финляндцев, — стремления, им самим высказываемые, вполне оправдывают эти нападки. С своей стороны, мы также позволим заверить партию, что её тенденции не только не возбудят сочувствия к себе в России, но заставят потерять уважение к её политическому смыслу».

Финляндские газеты не оставили «Московских Ведомостей» без возражений. «Helsingin Utiset» (№ 101) писала: «И г. Каткову кажется весьма естественным, чтобы лица, не участвующие в несении налогов, и не подчиненные финляндским законам, заседали на сейме единственно для своего удовольствия, а не для пользы страны, так как они участвовали бы тогда в издании законов, которым не подчиняются, и в наложении налогов, которых им не придется нести». Финская газета, не разделяя «шведского патриотизма», доказывала, что «политическое положение Финляндии в настоящее время несравненно лучше, нежели в былое, шведское время», но прибавляла, что «Финляндия с 9-го года является особым государством, особым народом. Статья «Helsingin Utiset» кончалась следующими словами: «Менее всего мы опасаемся, чтобы наш великодушный Монарх переменил в настоящее время свое мнение о нас, финляндцах. — Государь убежден, что финляндские его подданные также свято будут исполнять свои обязанности, как отстаивают свои права. А при подобных обстоятельствах, мы можем оставить крики Каткова без внимания; но все-таки лучше было бы, если бы не было ни кого, поджигающего вражду. Мы надеемся, что когда со стороны финского народа не будет дано поводов к вражде, как нет их в настоящее время, то здравый смысл русского народа заставит замолчать всех, подобных «Московским Ведомостям», нарушителей мира и спокойствия».

Катков отнюдь не злобствовал. Он старался, по возможности, ослабить значение сделанных на финляндском сейме заявлений, отнеся их к увлечениям, вполне понятным на первых порах возобновления деятельности сеймов. «Мы очень хорошо понимаем, что самое созвание сейма на первых порах могло дать слишком яркий оттенок местному патриотизму. Человек склонен преувеличивать значение того, чем дорожит, а что финляндцы дорожат своими политическими учреждениями, в этом нельзя видеть ничего, кроме хорошего. Пусть не восторгаются они туманной теорией (г. Пиппингшёльда) будто Россия и Финляндия составляют одну державу и два государства. В то время, когда Финляндия была подчинена Швеции, считалась ли она для Финляндии иностранным государством, и служба в Швеции делала ли финляндского дворянина неспособным к участию в финляндском сейме?».

Финляндская печать подхватила этот спор. Газета «Dagbladet» стала настаивать на мнение, что Финляндия есть отдельное государство. «Мы имеем свое войско, свою администрацию, свой сейм, восклицали гельсингфорсские публицисты, и должны иметь свой флаг и свой флот; никто из русских не смеет переселиться к нам без разрешения нашего особого правительства. Отчего же нам не заключать трактатов с Россией? Разве таможенный закон не есть уже, некоторым образом, трактат?»

«Что же более? — отвечал на это Катков: — чего же не достает Финляндии, чтобы, при столкновении России с другими державами, она не объявила нам войну или, по крайней мере, не сохраняла грозного вооруженного нейтралитета? Но не будем слишком строго винить гельсингфорсских политиков за то, что они увлекались своими фантазиями. В самом деле, виноваты ли были они, что вино, которым они упивались, было в таком ходу, и было так дешево? Виноваты ли они, что все заставило их разделять общую уверенность в ничтожестве русского народа и в близком разложении России?».

Около этого времени один из московских доброжелателей Финляндии написал графу А. Армфельту содержательное письмо, 13 в котором очень верно схвачена сущность дела: «Статьи наших газет повергают меня в лихорадку. Ваши «Dagblad» и «Helsingfors Tidningar» причиняют вашей стране бесконечно много вреда и кончат тем, что вызовут недовольство Государя к народу, который Им почти избалован (nästan skämt bort). Я вполне понимаю желание вашего сейма, чтобы лица, живущие вне края и, следовательно, не знающие его нужд, не принимали участия в его работах... но время дурно избрано и, как во всем, тон делает музыку. Но чего я не понимаю, так это бешенства ваших публицистов в проповедовании этой системы сепаратизма и независимости, с употреблением выражений, которые заставляют весь свет верить, что Финляндия враждебна России и имеет причины жаловаться на нас, до сих пор, никогда не вмешивавшихся в финляндские дела! Финляндия — покоренная страна, формальным договором уступленная России и являющаяся, таким образом, составной частью империи. Император Александр I сохранил за ней её законы, её старый образ правления, и Россия выразила свое согласие на этот благородный и великодушный поступок. Но Россия никогда хладнокровно не будет смотреть на сепаратистские притязания, кои, как видно, разделяются у вас многими лицами, притязания, которые Государь никогда не мог бы подписать, а мы, русские люди, — одобрить».

Это правдивое слово, как и