В 1864 году Август Шауман, ясно понявший потребности развивающегося Гельсингфорса, основал газету «Hufvudstads bladet» («Столичный Листок»). Эта газета, первоначально незначительная по объему и всегда дешевая, развивалась параллельно с главным городом края и теперь она в Финляндии самый большой и распространенный орган и газета объявлений по заказу.

«На финских газетах, разумеется, также отозвались изменившиеся в 60-х годах условия. В 1863 году «Suometar» (Финляндка) стала выходить два раза в неделю, и в том же году появилась другая газета «Helsingin Uutiset» (Гельсингфорсские новости), и еженедельная газета «Päivätär» (Дочь дня), под редакцией Эрнеста Линдера. Обе последние вскоре прекратились, но за то «Suometar» в 1864 году стала ежедневной газетой. Так продолжалось, однако, только два года; в 1866 году «Suometar» снова стала выходить только два раза в неделю, а к исходу того же года газета эта совершенно прекратилась. Два года главный город Финляндии не имел финской газеты, и полдюжины провинциальных еженедельных газет должны были удовлетворять потребности финской публики.

Страна получила сеймы; но сеймовая жизнь без законной свободы печати была бы не полна. И на первом же сейме не обошли столь жизненного вопроса, как право свободного печатного слова. Депутат Шильдт внес петицию об отмене предварительной цензуры. По поводу её публицист И. А. ф.-Эссен (впоследствии — с 1866 г. — губернатор в Куопио) произнес блестящую речь, исполненную сильных нападок на учреждение цензуры. «Не редко утверждают, — сказал он, — что для журналистики нужна узда; я отвечаю, что для журналистики нужен только закон. Я требую свободной журналистики, но не журналистики необузданной, а такой, которая была бы наравне со всем другим подчинена закону, подлежала бы ответственности перед ним и пользовалась бы его защитой. Свободная журналистика то же для общественной жизни, что солнце для природы; она имеет силу освещать, согревать и производить; она — огонь, которого свет и теплота должны проникать повсюду; но за ней надобно и надзирать, как за огнем, чтоб она не причинила разрушительного пожара. Однако же в этом надзоре должен господствовать не произвол, а закон. Правда, цензура признает закон, но этот закон имеет только одну главу, в этой главе находится только одна статья, в этой статье — одно только слово — произвол. Цензура не подвергает следствию, не судит, она только зачеркивает и душит».

Один из членов дворянства назвал цензуру «спутником бюрократии, палачом интеллигенции и нравственного развития». К этому ф.-Эссен добавил: она верный оруженосец обскурантизма, милостивая покровительница богини лжи и насмешки, ненадежный батрак правительства и истинный мучитель народа. Цензура делает вид, что охраняет власть правительства. Фальшивее этого ничего не может быть. Напротив, она подрывает эту власть, потому что она воздвигает неприступную стену между правительством и народом.

Дело по петиции было приостановлено на сейме, потому что в начале февраля 1864 года внесено было Высочайшее предложение о свободе печати и условиях пользования ею.

В этом предложении заявлено было, что Государь желает, дабы упомянутый закон, — если он будет принят земскими чинами, — действовал только до будущего сейма, т. е. явился лишь временным и условным. От сейма последовал такой ответ: Опыт многих лет, приобретенный как в собственной, так и в чужих странах, показывает, что нельзя рассчитывать на действительную и прочную гарантию для свободы слова до тех пор, пока упомянутый закон не будет определенно зависеть от обеих государственных властей (т. е. Сейма и Монарха). Нынешняя степень образования финского народа и государственное устройство края допускают, по мнению сейма, право на свободу слова, и эта свобода составляет необходимое условие для развития общественных дел. Чтоб нация могла, развиваться в культурном отношении, её дела должны рассматриваться всесторонне, а существующие порядки и сделанные правительственные распоряжения должны подлежать критике... Давление цензуры действует угнетающе, и это особенно чувствуется в Финляндии, где трудно найти образованных людей, которые бы заняли цензурные должности.

В виду изложенного, сейм находил, что предложенный закон о свободе печати следует предпочесть действующему постановлению, и потому сейм согласился принять его. Главная цель будет уже достигнута тем, что свобода печати ставится (Высочайшим предложением) в зависимость от обеих государственных властей. Можно надеяться, — писали земские чины, — что этот законопроект снова будет внесен на следующий сейм.

После сейма, вопрос о печати перешел в комитет финляндских дел, где он рассматривался дважды: первый раз в марте предварительно и в присутствии генерал-губернатора, и в апреле окончательно, но уже без его участия.

Барон Рокасовский, имея в виду обещание Государя, изложенное в Высочайшем предложении земским чинам (в феврале 1864 г.), и согласие сейма принять новый закон на сообщенных ему условиях, высказался за утверждение и распубликование закона. Он находил, что новый закон даст вместе с тем возможность проверить политическую зрелость финского народа.

Товарищ министра статс-секретаря барон Шернваль-Валлен, разделяя мнение генерал-губернатора в отношении введения нового постановления о печати, в виде опыта, считал, однако, необходимым, чтобы состав главного управления по делам печати гарантировал неослабное преследование проступков, или же был в состоянии опровергать в официальных ведомостях могущие появляться нападки на правительство. Таковые средства к опровержению и исправлению, по мнению барона, крайне необходимы для избежания более опасных последствий; но так как лиц, имеющих подобные качества и желающих принять на себя помянутые обязанности, в Финляндии весьма трудно найти и, быть может, в короткое время вовсе нельзя отыскать, то барон Шернваль-Валлен полагал издание нового закона отложит до тех пор, пока состоятся переговоры с способными лицами. Министр статс-секретарь граф Армфельт выразил мнение, согласное с мнением барона Шернваль-Валлена.

Сенатор Брунёр отозвался так: «когда предложение земским чинам Финляндии касательно издания нового постановления о печати в сем крае было поддержано комитетом, то имелось в виду, что и в России подобный закон, в то время также приготовлявшийся, должен быть и издан, и обнародован, если не прежде, то по крайней мере одновременно с предположенным для Финляндии постановлением. Между тем вопрос о печати в империи еще не решен, и так как, по мнению сенатора, в числе вопросов, касающихся взаимного положения России и Финляндии, нет ни одного предмета более щекотливого свойства и легче могущего подать повод к самым непредвиденным запутанностям, чем вопрос о печати и все имеющее с нею связь, то он (сенатор Брунёр) считает своей верноподданнической обязанностью повергнуть на Высочайшее благоусмотрение, не соизволит ли Его Императорское Величество отложить дело о печати в Финляндии до того времени, когда последует Высочайшее повеление или о сохранении предупредительной цензуры в империи, или о введении там свободы печати.