– Если бы я мог передать, насколько это красиво… Но таких слов еще не придумали, – прошептал Цзян Юн с благоговением. Он чувствовал себя таким никчемным, неряшливым и глупым по сравнению со своим другом. У него никогда не будет длинных волос белее снега, никогда не появится таких изящных движений при ходьбе и даже малой доли той красоты, которую имел Тай Фэн. Цзян Юн испытывал чистейшую зависть, лицезрея физическое воплощение мужчины с гравюр из старых книг бабушки Мэй.

Когда они дошли до горячих источников, солнце уже село, а небо открыло перед ними целое одеяло, устланное тысячами звезд. Все они ярко мерцали, каждая по-своему. Зеленые, желтые, оранжевые и красные огоньки перекликались друг с другом. Над этим звездным хороводом возвышалась полная луна, мягким светом убаюкивающая все вокруг.

Цзян Юн смотрел, как вода в небольшом кратере искрилась и сияла голубым свечением. Она тихо журчала, а с ее поверхности поднимался пар. Вокруг росло несколько тонких молодых слив с розовыми бутонами, лепестки которых падали на воду и мягко покачивались, засыпая в сладких грезах о любви.

– Впереди нас ждет долгая и тяжелая дорога. Нужно отдохнуть. – Тай Фэн всматривался в свое отражение на воде, задумчиво размышляя о чем-то. Рука потянула за край алого пояса, развязывая его.

У Цзян Юна от увиденного глаза полезли на лоб. Он взволнованно осмотрелся по сторонам, боясь, что за ними наблюдают.

– Что ты делаешь?

Тай Фэн спустил с себя халат. Ткань легко спала с его плеч, открывая нижние одежды. Он аккуратно сложил вещи на земле и приступил к развязыванию тонких шнурков на последнем слое. Цзян Юн отошел на шаг, смотря куда угодно, но только не на это. Как Тай Фэн может позволять себе такое? Его уверенность в собственных действиях поражала. Цзян Юн спрятался за небольшое дерево, он не хотел беспокоить друга, если уж тот все-таки решил отдохнуть в горячем источнике.

После того как Тай Фэн снял с себя всю одежду, он вошел в воду и сел. Его голова была слегка откинута назад, глаза закрыты в наслаждении от тепла, которое расслабляло мышцы и очищало разум. Цзян Юн сверлил взглядом его затылок, пальцы до резкой боли впивались в кору дерева.

– Ты не присоединишься ко мне? – Голос Тай Фэна окончательно заставил своего друга разорваться на части. – Я могу часами так сидеть, а ты будешь продолжать наблюдать за мной?

Цзян Юн вышел из-за дерева и по привычке почесал затылок.

– Не наблюдал я вовсе! Просто не хотел тебе мешать…

Дрожащими пальцами Цзян Юн развязал свой пояс и небрежно кинул его на землю. Он продолжал смотреть на атлетично сложенную спину Тай Фэна. Зависть снова захлестнула его.

– Готов поспорить, ты никогда не бывал на горячих источниках… Это непередаваемое ощущение, когда огненная вода усмиряет холод рассудка.

Тай Фэн вполоборота повернул голову и усмехнулся, слегка кивнув. Ему было неинтересно смотреть, как Цзян Юн раздевается.

– Ты не прав. Я ездил на горячие источники, когда был маленьким. Правда, помню это очень смутно. – Обнажившись, Цзян Юн подошел к краю каменного бассейна.

– Тогда у тебя есть прекрасный шанс всколыхнуть воду старых воспоминаний.

Жар охватил его тело, когда Цзян Юн опустился рядом. Он прижал колени к груди и обхватил их руками, всматриваясь в отражение луны, затуманенное паром. Мысли устремились вдаль сквозь пелену годов – назад, к родителям. Память о них была крепкой, а многие моменты навсегда остались яркими вспышками в его разуме.

– Родители погибли во время шторма. Они так и не добрались до меня. Я ждал их с бабушкой и совсем маленькой сестрой дома. – Цзян Юн медленно водил рукой по водной глади, чувствуя тепло внутри. Он улыбнулся. – Я тогда много плакал, считал, что меня обманули. Долгое время я надеялся на их возвращение, но долгожданный стук в дверь так и не прозвучал. Мне было горестно, я не мог смириться с отсутствием самого дорогого в жизни. После того дня в моем сердце образовалась дыра, которая никогда не зарастет. Это так… больно.

Цзян Юн всхлипнул и мотнул головой, подавляя слезы. Но он был слаб. Его глаза наполнились до горечи солеными слезами, плечи задрожали от тихого плача.

– Ты скучаешь по ним… – Тай Фэн посмотрел на небо, и в его потемневших глазах отразилась падающая звезда. – Даже после смерти близкие всегда с нами. Мы видим их улыбки в сиянии звезд, различаем их дыхание в шуме листьев на деревьях, слышим их смех в утренних песнях птиц. И плач… Когда гремит гром. Я понимаю твою боль…

Цзян Юн посмотрел на Тай Фэна и слабо кивнул. Высеченная из камня маска, сковывающая лицо его друга, исчезла, обнажив теплую улыбку и печальный взгляд.

– Я знаю, что довериться кому-то порой бывает очень сложно, но сейчас… Мне хочется поведать тебе все радости и несчастья моего сердца, – порывисто вздохнув, прошептал Тай Фэн. – Пусть это будет медленно, но я правда хочу этого. Потому что так сделал ты. Для меня.

Цзян Юн резко схватил его за кисть под водой и крепко сжал. Его глаза загорелись, как два чистейших янтаря, освещаемые луной.

Наконец преград больше не существовало.

– Я буду терпеливо ждать…

Глава 20

Когда нефрит коснулся губ

Середина осени отмечалась в империи большим праздником. Город Гуаньсинь расцветал пышными торжествами и яркими красками. В этот день все жители надевали самые пестрые одежды, развешивали бумажные фонарики на столбах и мостах, пели песни и танцевали. Разноцветные флажки и ленты развевались на легком ветерке, украшая входы в опустевшие дома. По главной улице большая толпа устремлялась к императорскому дворцу.

Он был поистине огромен. Дворец, возвышающийся над городом, к полудню отбрасывал свою гигантскую тень на дома, словно исполинское существо нависало над ними. Сотни ступеней вели к главным дверям. Высокие столбы подпирали массивный балкон второго этажа с поручнями в виде вырезанных из дерева драконов, окрашенных в зеленый цвет. Розовые цветы на стоявших рядом деревьях контрастировали с алым цветом досок самого дворца. Под его крышей на стенах располагались длинные плиты из черного мрамора с золотыми письменами. Их высокое расположение было данью Небесам, что хранили эти земли. Они также служили напоминанием о единстве простого народа и Неба. Однако массивные золотые двери дворца не собирались сегодня открывать ни для одного смертного.

Император стоял у входа на балкон, повернувшись к нему спиной. Его руки были вытянуты в стороны, пока он позволял портному приводить в порядок его одежду, сотканную из золота и прочной, тяжелой ткани. После приготовлений император осторожно надел на голову мяньгуань[12] из такого же материала. Спереди и сзади на его головном