На улице уже стемнело. Свет фонарей сплетал в круги черные блестящие ветки, желтели окна домов, поблескивал от мороза серый с темными наледями асфальт.

Продолжая пустяковый, только им понятный диалог, Илья и Надя свернули в арку и направились туда, где в проеме между домами светилась разноцветными огнями площадь у метро.

– Может, еще и мандаринов к шампанскому купить? Как в Новый год.

– Мандаринов?

– Мандарины – это, знаешь, такие круглые, оранжевые…

– Я знаю!

– Знает она! Хорошо, что знаешь.

– Хорошо, да.

– Да волшебно просто. Так, значит, – шампанское, потом —…

– Мандарины…

Александр Подольский

О стеклянных человечках

В комнате было слишком холодно, и Ира перенесла мольберт на кухню. Газовые лепестки на плите давали хоть какое-то тепло. За окном голосил ветер, разгоняя спящие на карнизе снежинки. Зима стучалась в замерзшее стекло мягкими пушистыми варежками.

Сквозняк лизнул шею прямо сквозь горловину свитера, и Ира поежилась. Она заклеила оконные рамы и все щели, которые нашла, но это не спасало. Пару дней назад сантехники сказали, что батареи надо менять, иначе тепла не будет. Платите денежки – и мы все устроим. Вот только денежки у Иры давно не водились.

Светло-серое изображение на холсте медленно приобретало человеческие черты, однако неправильные изгибы конечностей и пустые глазницы делали создание похожим на персонажа мрачных сказок. Безликое существо с прозрачной кожей. Заколдованный принц из стекла.

Зазвонил телефон. Ира положила кисть и вдохнула запах краски. Руки дрожали. Она сильнее натянула шапку, локоны волос сбились у влажных глаз. Телефон звонил. От этого звука, казалось, вибрирует вся квартира. Звенели стекла, гудела свисающая с потолка лампа, дверные петли скрипели многолетней ржавчиной.

Ира прошагала в ванную и встретила отражение в лопнувшем зеркале. Глядящая сквозь паутину трещин девушка походила на привидение. Изможденное лицо, бледная кожа, бесцветные заплаканные глаза и волна морщинок вокруг высохших губ. Ира зажмурилась. У нее не было телефона, но надоедливая трель сверлила голову вторую неделю.

Вернувшись на кухню и достав с полки полупустой пузырек, Ира отправила две таблетки в рот. Горечь скрутила челюсть, к подбородку поползли слезы. Запив лекарство остатками вчерашнего чая, Ира подошла к мольберту. Странный человек смотрел прямо на нее, пусть даже у него не было глаз. Ира аккуратно дотронулась до серого лица, погладила нежно. На пальцах остались следы краски. В этот момент телефон наконец-то заткнулся.

Сотни стеклянных лиц наблюдали за собирающейся хозяйкой. Они были повсюду: на книжных полках, на подоконнике, на новогодней елке. Прозрачные человеческие фигурки. Всего лишь кусочки стекла, однако благодаря Ире имеющие собственные имена и судьбы.

Ира взяла сумку с недавно законченными игрушками, виртуозно склеенными из битых бутылок. Подхватила тубус с картинами.

– Пожелайте удачи, ребятки.

Висящие на елке фигурки зазвенели от прикосновений сквозняка, и такого напутствия Ире было вполне достаточно. Застегнув куртку и натянув перчатки, она покинула медленно замерзающую квартиру.

В метро, как обычно, было суматошно. Людские потоки в попытках затоптать друг друга штурмовали выскакивающие из туннелей вагоны. В этой шумящей массе Ира чувствовала себя капелькой воды, которая уносится в канализационные трубы. В спрятанный от дневного света водоворот, пожирающий людей. Здесь она становилась частью организма, живущего в своем подземном логове и не признающего законов мегаполиса над головой.

Карта метрополитена с прошлого раза ничуть не изменилась, но Ира рассматривала ее, словно любимые работы Бексинского или Зара. Она не могла вглядываться в людей, потому что ее творческое мышление переделывало их образы в нечто странное. Прижатые к сиденьям, вдавленные соседями в стены и двери случайные попутчики превращались в насекомых. В блошек, жучков, мушек, которых запихнули в спичечный коробок и тянут за собой на веревочке ради забавы. А изнутри, из самого центра коробка, доносятся тревожное жужжание, стрекот, скрипят жвалы, и букашки поедают друг друга, и букашки умирают…

Когда объявили нужную станцию, Ире даже не пришлось пробиваться к выходу – хлынувший из вагона поток просто вынес ее на платформу, стоило отпустить поручень. Огромный муравейник метрополитена не затихал ни на мгновение. Ира ловко миновала зубастые турникеты и проскочила шеренги попрошаек, музыкантов и продавцов всего на свете. Толкнув сопротивляющиеся двери, она шагнула навстречу свежему воздуху в ощетинившуюся сосульками Москву.

Колючий ветер задувал в подземный переход у Центрального дома художника случайных прохожих, которые были только рады немного погреться и бесплатно посмотреть на представленные в импровизированной галерее работы. Ценниками интересовались, скорее, из спортивного интереса. Завидев знакомое лицо, Ира стряхнула снег с головы и двинулась вперед. Лицо тоже распознало девушку, несколькими фразами распрощавшись с заросшим, как Робинзон, собеседником.

– Привет, Ирин. Ну и погодка нынче, хоть нос из дому не высовывай, ага?

– Здравствуйте, Игорь Степанович. Да уж, бывало теплее. Я тут вот принесла кое-чего…

– Ну, пойдем посмотрим, коли так. Коли кой-чего.

Забавного вида старичок-толстячок с седым казацким чубом повел гостью вдоль разномастных творений творческого люда столицы. Акварель, гуашь, уголь, масло – техники и способы рисования на любой вкус. Прекрасные работы сменялись бездарной мазней, присутствие которой здесь приводило Иру в недоумение. Игорь Степанович усадил гостью на складное кресло, налил чаю из термоса и принялся изучать картины.

– Что, совсем плохо? – грустно спросила Ира, прочитав на лице Игоря Степановича знакомое выражение.

– Да нет, почему же. Техника у тебя отменная. Но… – Он вздохнул. – Опять они? Зачем? Мы же с тобой говорили на эту тему.

Ира непроизвольно затеребила рукава куртки. Действительно, зачем? Как объяснить, что она рисует не обычные стекляшки, а будто бы людей из другого мира? Которые чувствуют ее, общаются с ней, которые без нее умрут.

– Игорь Степанович, мне очень нужны деньги. Уже и есть нечего, про оплату квартиры я вообще молчу…

– Дорогая моя, я все понимаю. И сочувствую. Но ведь и себе в убыток работать не хочется. А ты зациклилась на своих стеклянных человечках… Неужели больше рисовать нечего?

– Больше ничего не рисуется, – сказала Ира. – Физически не могу. А они для меня как родные… Сама это объяснить не в состоянии. Но я точно знаю, что рано или поздно они мне отплатят.

– Ну, скорее поздно, уж прости за откровенность. Народ этих чудиков-юдиков не покупает. Кто автор, спрашивают часто, но не берут. Как ни играй с ценами.

– Игорь Степанович, может, в последний раз? И больше не буду с ними к вам приставать. Честное пионерское.

– Прости, Ирин. Ну, не пойдет так. Игрушки возьму, под Новый год спихнуть должны. Денег могу одолжить немного. Но картины не приму. Мой тебе совет: меняй профиль. Работу еще какую-нибудь найди, чтобы, так сказать, увереннее на ногах…

Старик еще что-то говорил, но Ира его уже не слышала. Телефонный звон опять ворвался в мозг, уничтожая последние крупицы самообладания. Окружающие