– Антон…

Во сне я знал, что она беспомощна. Знал, что ей больно. Но продолжал держать, вглядываясь в широко раскрытые глаза.

– Что ты делаешь?

Я перекатился, и она оказалась подо мной. Напряжение в ее измученном теле передалось мне – вряд ли в таком состоянии я был на что-то способен, но по инерции продолжал сжимать хрупкие плечи, ткнулся носом в ямку между ключицами, вдыхая свежий запах снега и талых вод. Пальцы на ее волосах разжались, но лишь затем, чтобы скользнуть вниз по шее с отчаянно пульсирующей жилкой.

Вера забилась у меня в руках.

– Отпусти!!!

– Нет!

Я проснулся от звука своего голоса. Сердце чуть не выпрыгивало из глотки. Глаза не сразу привыкли к темноте. Нет. Нет! Никогда этого не случится. Я не причиню ей вреда.

Я неслышно повернул голову. Вера тихо спала рядом, на боку, подтянув к себе колени. С другой стороны посапывала Милана. Никто не проснулся – уже хорошо. Я сделал несколько вдохов всей диафрагмой, сжал и разжал пальцы. Если снова заморозить душу, сны прекратятся? Кто бы знал… У Веры точно хватит сил – она, похоже, Олимпийский может превратить в ледяной дворец. Попросить? Или проще взять ее ладонь, прислонить к сердцу, пока спит…

Нет. Так дела не делаются.

Я рывком сел в кровати. Милана недовольно заворочалась. Я поправил на ней одеяльце, положил руку на лоб. Спи, доча. Твой бедовый папка скоро вернется.

Спустившись, я зажег свет, высыпал на газетный лист полкулька гречки. И принялся считать.

Вера

На следующий день я проснулась на удивление свежей. Похоже, эту ночь Милана проспала спокойно – или я просто не слышала, как она просыпалась. Пару раз открывала глаза в темноте и обнаруживала себя в коконе шерстяных одеял. Антон спал рядом – я слышала его ровное дыхание.

Комнату заливал прохладный белый свет, какой бывает в дождливые дни. Я лежала на спине и рассматривала деревянные балки над головой. Вчерашний вечер всплыл в памяти размытым пятном. Вот я смотрю, как Антон укачивает Милану. Вот иду в ванную. Следующее воспоминание – как он выбивает дверь, а потом обнимает меня. Два года я мечтала, чтобы он обнял меня, сказал что-то успокаивающее. А теперь ничего не чувствую. Снова.

Я села. Ноги были плотно закутаны в одеяло, как у гусеницы. Грудь и руки покрывала тонкая ткань, состоящая будто из множества чешуек. Она была, похоже, очень теплой – дрова в печи давно затухли, воздух остыл, но холодно мне все еще не было.

Либо я окончательно стала Зимой, либо эта штука способна заменить шубу.

Я спустила голые ноги с кровати. Трусов на мне не было. И эту чудо-кофту я не помню, кто и как на меня надевал. Хотя вариантов немного… Я прислушалась: с первого этажа доносились шорохи и постукивания, периодически лилась вода.

Комната при свете дня казалась просторной и приветливой. На беленых стенах висела пара картин в рамах из светлого дерева, в углу стоял шкаф с золочеными кольцами вместо ручек. Такой послужил бы отличной декорацией к фильму в духе Джейн Остин. Как и круглый стол с узорчатой скатертью у окна и комод.

У кровати стоял мой рюкзак, на полу – стакан с водой и аккуратно соединенные носками кроссовки. Кажется, Антон предусмотрел все.

Я натянула чистые трусы и штаны, оставила на себе чудо-кофту, тщательно зашнуровала кроссовки и вышла на лестничный пролет. Ступени уходили вниз, в напоенное светом и прозрачными пылинками пространство.

До меня долетел голос Антона:

– Так и сидела там мельникова дочь и придумать не могла, как ей спастись от лютой смерти. Она и понятия не имела, как солому перепрясть в золотые нити…

Я же как-то поднялась сюда вчера. Антон точно не тащил меня и не нес. Он просто шел сзади, шаг в шаг, с обеих сторон положив руки на перила. Я помню, как его дыхание шевелило волосы на затылке.

– И так пугалась бедняжка ожидавшей ее участи, что наконец залилась горькими слезами… – размеренно продолжал Антон.

Я рвано вздохнула. Тут невысоко. Восемь ступеней – я вчера считала. Выдержали же они нас обоих. Значит, выдержат и меня одну.

– Вера, все в порядке? – Голос у Антона остался заботливым и теплым, когда он меня окликнул.

«Да, папочка», – чуть не съязвила я. Но вслух громко произнесла:

– Все отлично!

И шагнула вниз.

В дневном свете кухня выглядела такой же архаичной, как и спальня. Единственным отголоском современности был электрический чайник прямо на полу рядом с розеткой. Стол был массивный, из единого куска дерева, а стулья, наоборот, едва держались целыми. В углу стояла старинная чугунная плита, на тумбочке рядом – переносная конфорка.

Пахло подгоревшим молоком. Милана на коленях у Антона безрадостно ковыряла комочки каши в глубокой розовой тарелке, размазывая их по стенкам. Рядом лежала раскрытая книга с узорчатыми страницами – видимо, сборник сказок, по которому читал Антон. Сам он был в темно-зеленом свитере с закатанными рукавами и синих джинсах. Одна рука придерживала Милану поперек живота, пальцем другой он водил по строчкам.

Он быстро глянул на меня поверх золотистых кудрей дочки. Глаза были в красных прожилках.

– Есть кофе. Я съездил утром. Еще не остыл.

– Спасибо.

У конфорки и правда стояли два закрытых стаканчика. Я подошла ближе и увидела россыпь гречки на старом листе газеты.

– А гречка откуда?

– Осталась от старых жильцов. А ну, Милаша, давай за маму… За Ваньку… За Фантика.

Я взяла картонный стаканчик и подошла к окну. Обширный участок явно давно не прибирали. За парой деревьев скрывались облетевшие кусты с ягодами, одинокая лавка вдалеке утопала в крапиве.

Что мы здесь делаем?

Я вытащила из кармана телефон и, глотая теплый кофе, стала пролистывать письма в электронной почте. «Реклама работает отлично…», «Возьмете еще заказ? У меня друг спрашивал…» Интересно, это тоже последствия рун?

Палец сам потянулся к иконке «ВКонтакте», где мы обычно переписывались с Аскольдом. Новых сообщений нет.

Мы же не общаемся больше. Не разговариваем. А даже если начнем – я теперь всегда буду опасаться, что он сотворит очередную магическую ерунду. Не говоря уже о том, чего он от меня хочет.

Я взболтнула кофе, поднимая со дна самую горечь. В голове прозвучал голос Антона: «Любое убийство ломает тебя до основания». Как будто там осталось что ломать.

– Неть! – взвизгнула Милана за спиной, и в следующий момент что-то громко стукнуло.

Я обернулась: на полу лежала грязная ложка с ручкой в виде тигренка, а Милана так и норовила соскользнуть у Антона с колен.

– Сказку не