Кирану вновь явился страшный образ из сна — красный человек без кожи. Только теперь арий понял, что это был вовсе не человек. Ужасное существо подошло вплотную к Кирану и распалось сонмищем муравьев. И красная волна поглотила бывшего царедворца.

* * *

Дичко вернулся ночевать на вершину холма — братья братьями, а незачем попусту их дразнить. Следующим утром он снова пришел к старому дубу. Очень осторожно, шаг за шагом поднялся на пригорок, к остаткам старого пня. Что удивительно, Кирана на прежнем месте не оказалось. Неужели арьялец в последнем усилии смог уползти из смертельной ловушки? Впрочем, даже доберись он к реке, вода не спасла бы его — тысячи укусов уже сделали свое дело.

«А, вот он!»

Дичко заметил красное пятно ниже по склону. Тело арьяльца было полностью покрыто живым ковром. От него к пню тянулась широкая муравьиная тропа. Непрерывным потоком братики двигались туда и обратно, перенося в подземные хоромы богатые запасы на долгую зиму.

«Быстро они его, — отметил Дичко, не приближаясь. — Видно, скоро и тут морозы ударят. Братики всегда заранее холода чуют, вот и торопятся. А тут такой подарок…»

Подумал, не подойти ли поближе, но решил не искушать судьбу. Вдруг рассердятся братики, решат, что хочет забрать часть припасов себе.

Что-то блеснуло среди палой листвы. Дичко поколебался, подошел к муравьиной тропе и увидел, что кучка муравьев тащит отъеденный палец. На пальце блестело золотое кольцо со знаком Господа Солнца — знак высшей власти над Араттой. Дичко осторожно протянул руку, снял кольцо, а палец вернул муравьям.

— Это мне, а это — ваше, мне чужого не надо. Да пошлют вам Яндар и Ячур сытую зиму!

Судили боги:

Да будет вовек

Предателя проклята участь!

Хуже нет, чем в спину ударить

Того, кто поверил,

Того погубить,

Кто, веря тебе, идет за тобой.

Тому, кто предан, — теплый хлеб из печи,

Тому, кто предал, — холодный путь в ночи,

Тому, кто верен, — объятия любимых,

Тому, кто предал, — постель из крапивы,

Тому, кто верен, — плечо друга в бою,

Тому, кто предал, — горькую участь

                                             оплакать свою.

Тот, кто предан, — угоден богам,

Тот, кто предал, — прах под ногами,

Бешеный пес, храм разоренный, нечистый дух,

Видеть его — не к добру,

Говорить с ним — к несчастью.

Сгинь, пропади, предатель!

Да сгниют твои кости,

Да тело твое расточится,

Да забудется имя,

Да прервется твой род,

Да изгладится память о нем!

Глава 12. Поцелуй волчицы

На первый взгляд это место казалось заснеженным полем, со всех сторон окруженным серой каймой леса. Однако, приглядевшись, становилось видно, что поле как будто медленно движется, плывет куда-то. Словно туман струился, колыхался, полз над землей… Когда же начинало тянуть запахом торфяного дыма, всякому становилось ясно, что это за туман. Каждый дрив знает: лучше даже близко не подходить к подобному месту. Особенно когда среди мертвой травы то и дело вспыхивает ослепительно-яркий язычок пламени. Взвивается вверх, а потом снова прячется в невидимой сверху огненной яме. Никогда не угадаешь, как далеко уже успел расползтись подземный огонь. Сверху — все еще кочковатое мерзлое поле, а под ним — пылающая бездна…

Посреди затянутого дымом пространства высился одинокий, поросший лесом холм. В землях дривов такие лесистые холмы среди болот называли «островами». Через горящее болото к холму вела тропа, известная лишь избранным. На вершине, окруженный ельником, стоял самый большой в этих краях храм Ячура.

Над могучими воротами частокола скалилась ужасная зубастая морда — вытянутая, со вздернутым носом, свирепыми глазами и острым гребнем на голове. Такие же морды глядели на четыре стороны света, отгоняя враждебных духов и иных незваных гостей. А на самом верху деревянной хоромины, вдоль конька двускатной крыши, расположился Ячур в самом угрожающем обличье. Когтистый, зубастый, чешуйчатое тело усажено острыми клинками по хребту, длинный хвост прорастает острым шипом. Храмы светлого Яндара полагалось окружать тройным кольцом из костров; здесь же сама земля сторожила подступы к священному месту.

Этот храм, хоть и располагался недалеко от Мравца, не был разорен арьями. Захватчики попросту не смогли добраться до него. Сам «остров» обнаружить было несложно, но арьи так и не смогли найти предателя, который показал бы им путь через топи. Тогда они просто подожгли болота, надеясь, что огонь сделает все за них. Но и это им не удалось. Ячур ли хранил свой земной дом или сама мать-земля — храм остался невредимым.

Два человека неспешно поднимались на вершину холма. Им нужно было многое обсудить, прежде чем они доберутся до храма и принесут требы. В таких делах, как жертва богу во имя общего дела, нужно единомыслие.

— Как же я рад, что ты вернулся! Что я — все рады! — горячо проговорил Илень. Широкое лицо дривского воеводы раскраснелось от долгого подъема. — Нам тебя тут очень не хватало. С тех пор как погиб Изгара, мы без вождя — как плечи без головы…

— А ты чем не князь? — спросил идущий рядом Варлыга.

— Да я что? Я всегда был при Изгаре. Власть не по мне — а ты наш вождь по праву. Вспомни Мравец…

Варлыга поморщился — вспоминать времена владычества Кирана ему было тошно.

— А чем старейшинам не гож изорянин Учай? Разве не он изгнал арьев из Мравца? Почему он бросил все и вернулся в свою Ладьву?

Илень утер пот со лба:

— Тут дело непростое. Известно тебе, что Учай, изгнав арьев, сразу же отписал Станимиру и предложил взять наши земли под свою руку?

— Так прямо и предложил? И ничего не пожелал взамен?

— Считай, ничего. Только арьяльскую царевну.

— Точно ловушка!

— Вот и Станимир тоже так подумал. Ну, как вышло с царевной, ты небось слышал. Про это уже и песни сложены…

— Слышал, — усмехнулся Варлыга. Подумав, добавил: — Забери Станимир земли дривов под себя, это бы и неплохо. Он нам родня, и он сильный вождь. Жаль, далеко он. Приедет княжить к нам — а лютвягов на кого оставит?

— Вот ты бы ему с этим и помог управиться! — тут же подхватил Илень. — Станимир мне предлагал в свое время присягнуть ему и княжить в Мравце, но я не хочу. Я не тот человек…

Варлыга посмотрел на соратника в упор:

— Ты мне