– Ты мне их сам показывал, Степаныч.

– Но ты им про них говорил или нет?

– Говорил. – Инвалид виновато опустил взгляд. – Неприятности из-за этого, да?

– Неприятности, хотелось бы надеяться, позади. Но Богу душу я едва не отдал. В больнице я был.

– Да ну? – удивился собеседник.

– Упал в воду, простыл. Думал, что не выживу. Но наверху рассудили иначе, видать, срок мой на земле еще не вышел. Выздоровел и ходу из палаты. Пришлось некоторое время хорониться, где придется. Потом плюнул на все, чему быть, того не миновать, и пришел сюда, на свое родное место. Годы не те, чтобы кочевать, как цыган. Я не хочу провести остаток моих дней в бегах. Пусть будет так, как мне написано на роду. Тут мой дом и никуда из него не уйду. По крайней мере, добровольно.

– Твое возвращение надобно отметить, – почесал пятерней в затылке сотоварищ Иннокентия Степановича. – Такое событие грех не вспрыснуть.

– А есть? – с надеждой в голосе спросил Грызунов и сглотнул слюну.

– Откуда? – горестно развел руками Сухорукий. – Разве я похож на завскладом винно-водочного комбината?

– Нет. Не похож.

– То-то и оно, Степаныч.

Бомжи погрузились в тягостное молчание. Не отметить такую встречу было для них смерти подобно.

Вдруг Сухорукий вскинул голову:

– Не раскисай, Степаныч! Есть идея! Я отменяю все свои планы, и мы с тобой идем к Лидке!

– Да она ж тебя взашей вытолкает!

– Не вытолкает! У меня железный аргумент супротив моей бывшей супружницы.

– И какой же?

– Я же сказал – железный! Какой ты, право, стал непонятливый, Степаныч. Видать, натерпелся вдоволь. Сейчас стрельнем у Лидки на фунфырик, расслабишься, и тебе полегчает.

– Как бы она в нас не стрельнула, – невесело усмехнулся Иннокентий Степанович. – Из двустволки. Дуплетом.

– Скажешь тоже! Она рогатки-то никогда в руках не держала, не то чтобы двустволки! Помнишь, я говорил, что у меня квартира была?

– Ну?

– Так вот. Лидка сейчас живет в своей, а мою внайм сдает квартирантам. Я как прознал про то, сразу открыто заявил ей о своих правах. Ведь это бывшая моя жилплощадь. Будьте любезны, отстегните мне мою долю. И она с этим не спорит. Отстегивает.

– Ты смотри! – поразился Грызунов. – Тебе, гляжу, палец в рот не клади.

– Еще бы! Вставай, Степаныч! Айда за моей долей. Хоть я уж и получал ее за этот месяц, но ничего – потребуем в счет аванса.

Но бывшей жены Сухорукого не оказалось дома. Тем не менее инвалид не стал вешать нос и поволок спутника на свое прежнее цивилизованное место обитания.

– Сколько лет я уж здесь не был, – задумчиво произнес экс-хозяин перед дверью своей бывшей квартиры. – Да… Какие годы ушли, какие годы! А! – Он махнул здоровой рукой, словно отгоняя воспоминания. – Но мы тут по иному поводу! Верно, Степаныч?

– Что верно, то верно, а что ты квартирантам скажешь?

– Да мало ли, то да се. А там слово за слово да и скажем: помогите, мол, люди добрые, пенсионерам на лекарство. Бог, мол, вас наградит.

– Как знаешь. Ты развел эту бодягу, сам и меси тесто.

– Не дрейфь, Степаныч! Ты же фронтовик! Победа будет за нами! – И с этим боевым кличем Сухорукий нажал на кнопку электрического звонка.

Когда дверь распахнулась, инвалид увидел на пороге свою бывшую жену.

– Ты? – в один голос произнесли разведенные супруги.

Женщина, быстро совладав с собой, вызывающе поставила руки на бедра.

– Чего приперся?

– Прежде бы впустила, Лид, а то не по-людски как-то. Тем более я с другом.

– Все алкаши – друзья и братья.

– Попрошу без оскорблений и не забывай, что это квартира моя!

– Была твоя!

– Да пусти же, в конце концов! – потребовал Сухорукий и сделал решительный шаг вперед.

– Проходи, проходи! – посторонилась женщина. – Ханыга несчастный.

– Степаныч! За мной! – скомандовал инвалид.

Грызунов зашел в квартиру.

– Оба на кухню! – приказала владелица двух квартир и закрыла за нежданными гостями дверь.

– А где ж твои постояльцы? – садясь за обеденный стол и осторожно кладя изувеченную руку на колени, поинтересовался у женщины ее бывший муж.

– Они мне не докладывают. Сама вот их поджидаю.

– Удачно получилось. Мы к тебе, Лид, пошли. Тебя дома не оказалось. Потом направились сюда, а ты, оказывается, здесь. На ловца, как говорится, и зверь бежит.

– Вот ты-то на зверя и похож! В кого превратился, пьянь! Глаза б мои тебя не видели.

– А ты их закрой, закрой! Или очечки черные одень.

– Дошутишься у меня! – Женщина погрозила кулаком. – Признавайся, зачем пожаловал. Хотя я и так наперед все знаю. Клянчить будешь!

– Не позорь меня. – Сухорукий указал глазами на Иннокентия Степановича, застывшего у газовой плиты. – Да ты садись, садись! – Он дернул старика за рукав.

– Я пока постою, – тихо сказал Грызунов, почувствовав, что начавшийся переговорный процесс, свидетелем которого он стал, вряд ли закончится подписанием мирного договора.

– И что за человек! О чем ты? – всплеснула женщина руками. – Вы на себя посмотрите! Вы же потеряли человеческий облик!

– Где тут у вас удобства? – осторожно спросил Иннокентий Степанович. – Мне бы сходить кое-куда.

– Там! – ткнула себе за спину большим пальцем хозяйка. – И поаккуратнее!

Грызунов тенью выскользнул из кухни, покидая зону, обстановка в которой накалялась. Выйдя в коридор, он зашел в туалет. Когда же он его покинул, то решил не возвращаться – на кухне шла большая перепалка. Постояв немного и послушав перлы ненормативной лексики, ветеран решил совершить экскурсию по комнатам. Всюду был виден налет временности, как правило присущий квартирам, сдаваемым внаем. Жильцы обычно полагают ненужной роскошью обустраивать такое жилище: все равно, мол, съедешь, крыша над головой есть и ладно.

Иннокентий Степанович, прислушиваясь к словесной баталии разведенных супругов, постепенно перешел от бездейственного созерцания к досмотру конкретных вещей. Он проверил содержимое нескольких выдвижных ящиков серванта, чемодана и спортивных сумок. Старик понимал, что Сухорукий не добьется от Лиды никакой финансовой поддержки, а потому сам взял быка за рога, но по-своему. Впрочем, поиски не увенчались успехом. Сбор оказался скудным и не превзошел ожиданий. Грызуновым было прикарманено несколько мелких купюр, обнаруженных им на подоконнике, аудиоплеер с наушниками и мужская рубашка. Остальное ему или не приглянулось, или его нельзя было вынести из квартиры без риска быть застуканным бывшей женой Сухорукого.

Собравшись выйти из гостиной, Иннокентий Степанович заметил торчащий из-под дивана краешек еще одной спортивной сумки. Вытянув ее, Грызунов раскрыл молнию и забрался обеими руками внутрь. Пальцы нащупали на дне какой-то сверток. Старик вытащил его на свет Божий, развернул да так и обмер. Содержимое сумки едва не выпало из дрожащих рук бывшего сапера. Уняв