Шрифт:
Закладка:
— Нет давно никаких владельцев… — ответил турок, сохраняя на лице торжественное выражение. — Дворец государству принадлежит, тут музей теперь. Но иногда его важным туристам сдают в аренду, вроде меня…
Повысив голос, он сказал, обращаясь ко всем:
— Этот дворец выполнен в стиле необарокко, смешанном с традиционными восточными элементами. Вокруг огромный парк с вольерами в три яруса, бассейн и павильоны различной направленности. Можно совершить променад вдоль Босфора…
— Потрясающе, — в тон ему сказала Анна.
Проходя через длинную анфиладу комнат, Серкан указывал, кому из гостей какая выделена комната.
— А гарем тут есть? — осведомилась Настя.
— А как же, — с лукавой улыбкой ответил турок.
— Что, прям настоящий? Обалдеть.
— Вот здесь ваши апартаменты, Анастасия.
Бросив «мерси», Настя скрылась за дверью. С Серканом осталась только Анна.
— Твой номер дальше, — сообщил он, и они двинулись дальше.
— Я правильно понимаю, что ты в Стамбуле вырос? — спросила она после короткого молчания.
— В Стамбуле я родился, — разъяснил Серкан. — Здесь моя мать в детский дом меня сдала. А когда мне исполнилось десять лет, меня русская воспитательница отсюда увезла. Как сейчас помню, ее Наташей звали. Странно, но она ко мне как к родному сыну относилась. Потом она переехала в Кишинев и забрала меня с собой. Потом меня почему-то снова отправили в интернат, но это не из-за Наташи. У нее проблемы со здоровьем начались. В общем, ненавижу об этом вспоминать.
— Да уж. Немало на твою долю выпало испытаний, — с сочувствием сказала Анна. — Но ты молоток, хорошо держишься. Я бы от таких воспоминаний просто вскрылась…
— Вскрыться — удел слабых.
— Ты знаешь, что Настя на тебя запала? — она решила сменить тему.
Серкан усмехнулся:
— Я бы удивился, если бы она меня игнорировала.
— О боже… — вздохнула Анна. — Прости, но иногда твоя самоуверенность просто бесит.
Серкан остановился и посмотрел ей прямо в глаза.
— Вам же, девчонкам, это нравится, — промолвил он и, наклонившись, поцеловал ее. — Хочешь увидеть тронный зал? Идем.
Через минуту они оказались в громадном помещении с массивными синими колоннами. По всему периметру зала расположены золоченые лампы на изящных подножках, хрустальные столики, старинные часы, инкрустированные драгоценными камнями, медные статуэтки. Стены украшены орнаментными гобеленами и портретами султанов.
Посреди зала стоял крупный диван, смахивающий на трон, и Анна, недолго думая, направилась прямо к нему. Усевшись на него, она подняла правую руку вверх:
— Благодарю вас, мои турецкие подданные, за то, что избрали меня, Анну Иванушкину, своей королевой. Клянусь править честно и справедливо, заботиться о вас и ставить ваши интересы и интересы страны превыше своих… Как-то так.
Серкан захлопал в ладоши:
— Браво. Блестящая речь, ваше величество. Только ты никак не можешь называться королевой. Даже если бы ты вышла замуж за султана, тебя бы называли «хасеки» — что значит «законная жена султана»…
— Хасеки, — повторила Анна задумчиво, словно обкатывая незнакомое слово на языке. Она поднялась с дивана и подошла к высоченному окну.
— Конечно, красота здесь бесподобная. Ты поэтому этот дворец выбрал? Другие похуже?
Лицо турка накрыла легкая тень, мгновенно растворившись, но Иванушкина успела это заметить. Как будто облачко на секунду закрыло солнце, после чего ее сдул ветер.
— Я что-то не то спросила, да?
— Да нет, — Серкан сделал в воздухе неопределенный жест. — Я его не выбирал. Бейлербей сам меня выбрал. Так уж получилось…
— Ну, продолжай, — попросила Анна. — Я же вижу, что тебя что-то тяготит!
— Я помню тот день, когда мы стояли с матерью перед этим дворцом, — с расстановкой проговорил Серкан. — Хотя это может показаться смешным — тогда мне было всего шесть. Мы стоим, смотрим на дворец, и мама говорит:
«Это все твое, сын. Запомни это».
Я сначала решил, что она шутит.
И переспросил, неужели весь дворец действительно мой?!
Она кивнула:
«Все, что принадлежит великим Османам, все твое. Корабли, весь Босфор, этот дворец…»
Я спросил, почему тогда мы не живем в этом красивом дворце.
«Потому что родственники твоего отца не хотят нас признавать, — ответила мама. — Они считают, что мы с тобой никто, пыль».
Серкан улыбнулся краем рта.
— И тогда я пообещал, что, когда вырасту, все отберу!
Помедлив, он добавил уже без улыбки:
— А потом мать меня вернула в детский дом. Ладно, идем. Я покажу тебе твою комнату.
Анна молча зашагала следом, ее глаза были преисполнены сострадания.
— Только не вздумай меня жалеть, — глядя на нее вполоборота, предупредил Серкан. — Я тебе не для этого рассказал.
— Да, жалость не для тебя… Но почему ты не хочешь восстановить справедливость? Пусть тебя наконец признают на официальном уровне.
— Только никому не говори, Ань, — глухо произнес он. — Дело в том, что мне… попросту страшно.
Анна подумала, что прекрасно его понимает. Держать планку при таком шатком статусе весьма непросто. Можно кувыркнуться так, что потом всю жизнь будешь хромать. Если вообще поднимешься.
— Что, если моя мать говорила неправду? — продолжил Серкан. — Вдруг она придумала это все? Если я узнаю, что я не из этой семьи, — что я тогда буду делать? А?
— Ну если хочешь знать мое мнение, то лучше знать точно, чем всю жизнь сомневаться и избегать определенности. Помнишь известное выражение? «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца…» Ведь, по сути, эти переживания мешают тебе двигаться дальше…
Серкан ничего не ответил.
* * *
Василий вышел из душа, когда в дверь постучали.
— Открыто! — крикнул он, запахиваясь в просторный бархатный халат.
Увидев Анну, полицейский улыбнулся:
— С каких это пор ты стучишься, прежде чем войти?
— Привычка со старой работы, — ответила Иванушкина. Пройдя внутрь, она села на диван, вытянув ноги.
— Просто так или по делу? — задал вопрос Василий. Налив из кувшина воды в стакан, он отпил половину.
— И так, и так.
— Ну, тогда давай начнем с дела.
— Вась, вопрос такой. — Анна говорила нерешительно, будто все еще сомневалась в целесообразности своей затеи. — Мне позарез нужно найти человека, который двадцать лет назад жил в Стамбуле. После этого он уехал в Кишинев. Есть имя и фамилия. Есть какие-то шансы его отыскать?
— Шансы есть всегда, — философски изрек Василий. Он сел в кресло напротив девушки. — Человек не иголка в стоге сена. Если, конечно, его не похитили и не закопали.
— Нет, это не криминальная личность. Ну, так что мне делать, чтобы найти его? — спросила Анна.
— Как всегда, — с серьезным выражением лица проговорил он. — Меня попросить о помощи.
— Вот я тебя прошу. Только сделай лицо попроще, а то так и хочется подушкой в тебя запустить.
— Ладно, — деловито сказал Василий. Пересев за стол, он придвинул к себе свой неизменный потрепанный блокнот. —