(а это необходимо было сделать), то трудно понять, почему бы им не дать возможность приобрести ее. Шансы на то, что будущее немецкое правительство отменит сделанное, все-таки были, и не стоило рисковать с учетом многих реформ, проведенных во время оккупации; если бы в качестве владельцев оказались другие немцы, то это, по крайней мере, затруднило бы отмену реформ. Чем дольше откладывалось любое перераспределение, тем больше возникало шансов на то, что бывшие владельцы получат свою собственность обратно. Однако эти бывшие владельцы были лишены возможности пользоваться ею, поскольку активно помогали «немецкому милитаризму и нацизму», искоренение которых было провозглашено как цель оккупации. Это являлось неотъемлемой частью вопроса о персональной денацификации, и британцы и американцы, потратившие много времени и усилий на то, чтобы не допустить попадания тех или иных людей на ключевые посты, уделили гораздо меньше внимания тому, чтобы туда попали «нужные» люди и как можно прочнее там закрепились.

В результате многие немцы, поддержавшие союзников, остались с неподтвержденным правом собственности на имущество, необходимое им для продолжения работы. Ибо, когда было заключено окончательное соглашение с германскими властями, было слишком много уступок и слишком мало времени, чтобы получить адекватные гарантии на все подобные случаи. Нежелание союзников вмешиваться в вопросы частной собственности вполне понятно, но следует усомниться в том, что основная цель оккупации может быть достигнута без определенного вмешательства; нацисты, в конце концов, безжалостно вмешивались в процесс приобретения такой собственности. И, как и во многих других аспектах оккупации, подходящий момент для вмешательства был в самом начале, когда ожидались радикальные меры, и было бы достаточно времени для того, чтобы новая собственность удерживалась союзными властями до тех пор, пока она не станет привычной.

Глава 11. Разоружение, реституция и репарации

В течение первых двух лет оккупации значительное число офицеров союзников в Германии занимались вопросами размещения и уничтожения военного имущества, оружия, боеприпасов и укреплений, расформирования всех подразделений вермахта и систематической ликвидации всех военных документов, включая поименные списки[70]. Такая работа, однако, поднимала мало вопросов в сфере политики и не требует подробного описания. Она выполнялась добросовестно и тщательно, во всяком случае, в западных зонах, хотя русские проявляли и, возможно, даже чувствовали на этот счет постоянную подозрительность. Немного масла в огонь их подозрениям подливала британская практика оставлять личный состав вермахта под контролем своих же офицеров – вплоть до освобождения и демобилизации. Роспуск 7 млн солдат, сдавшихся в плен западным армиям, занимал время, и пока это время шло, они не могли оставаться в состоянии полной дезорганизации. Оставить их в первоначальных формированиях и связываться с ними через их же офицеров – все это имело здравый административный смысл, но русским это виделось в ином свете, и они тут же воспользовались случаем, заявив, что такие формирования сохранены для последующего использования против них в качестве наемников. Это привело к ожесточенным спорам в Контрольном совете в начале ноября 1945 года, в результате чего британцы представили план расформирования оставшихся частей и их дробления в промежутке до расформирования. Немцев по-прежнему использовали в оккупационных войсках всех зон в качестве прислуги, водителей и на прочих подобных работах, и британцы сочли, что наиболее эффективным способом контроля над ними является организация их в рабочие группы, или сменные бригады (Dienstgruppen) под руководством бригадиров, без знаков отличия. Казалось бы, безобидная процедура, и, возможно, она даже способствовала общей безопасности, но русские по-прежнему вели себя крайне настороженно.

Еще одной причиной трений было ношение формы вермахта. Это было запрещено Контрольным советом осенью 1945 года, но одежды не хватало, а многим бывшим солдатам (особенно когда им некуда было возвращаться) больше нечего было надеть. В западных зонах никто не возражал против ношения формы при условии, что сняты все воинские знаки различия. У русских был другой подход. Они издали приказ о том, что такую форму носить нельзя, и дали понять, что приказ будет исполняться; это, возможно, было тяжело для бывших солдат, но заставило их как-то выкручиваться. В результате русские совершенно не понимали, почему западные союзники не поступили так же, а их гуманитарные мотивы неверно истолковали как скрытую симпатию к милитаризму. На совещании министров иностранных дел в Париже в апреле 1946 года Великобританию вновь обвинили в неспособности провести разоружение. Жалобу передали в Контрольный совет, который назначил комиссию для посещения всех четырех зон и составления отчета о ходе выполнения поставленных задач. Но американцы настаивали на том, чтобы данная комиссия тщательно проверила и деятельность по демонтажу военной промышленности, чего русские никак не могли допустить. Контрольный совет оказался не в состоянии разрешить тупиковую ситуацию, которую пришлось передать на рассмотрение правительствам зон, и в итоге комиссия так и не приступила к своим инспекторским поездкам.

К моменту назначения комиссии в британской зоне фактически оставалось всего 7000 бывших солдат, не немцев, отказавшихся возвращаться на родину, которых предстояло демобилизовать. Еще 106 000 работали в Dienstgruppen, а 3400 были интернированы. К июлю 1946 года было уничтожено примерно три четверти имевшегося вооружения и боеприпасов, включая все самолеты; большую часть оставшихся запасов пришлось затопить в море, и в итоге утилизация завершилась лишь в начале 1947 года. Была уничтожена примерно такая же доля всех крупных военных сооружений, а 120 аэродромов переданы под производство продовольствия. Что касается мелких сооружений, то здесь был достигнут куда меньший прогресс, поскольку некоторые из них были необходимы союзным войскам, а возможность переоборудования остальных для целей мирного времени являлась предметом индивидуального изучения; но план Контрольного совета предусматривал завершение их ликвидации вплоть до июня 1951 года. В зоне США дела продвигались примерно теми же темпами, в то время как, согласно имеющимся данным, русские сохраняли материалы, которые считали для себя полезными, и производили в своей зоне большое количество боеприпасов.

В течение всего этого периода некоторое количество военнопленных оставалось в плену за пределами Германии; большинство из них было захвачено в плен задолго до окончания войны. Учитывая недостаток продовольствия и жилья в Германии, достаточность рабочей силы, а также потребности других стран в рабочих, их скорейшая репатриация в приоритетном порядке не рассматривалась.

В Британии, например, без использования труда военнопленных сельскохозяйственное производство неизбежно упало бы, что уменьшило бы количество продовольствия, выделяемое для Германии. Также высказывались опасения, что поспешное возвращение убежденных нацистов, которые лично не пережили крах Германии, усилит врагов демократии внутри этой страны. В той мере, в какой такие опасения были оправданы, здесь напрашивался лишь один выход: удерживать пронацистов за пределами Германии не менее