– Знаешь, с юности меня мучил один вопрос. Не слишком ли легко нам, саярам, далась власть над материальным? Что мы сделали для того, чтобы ее получить? Какой подвиг совершили? Чем пожертовали? – Роман Андреевич пожал плечами. – Чем больше привилегия быть саяром дарила мне свои плоды, тем тяжелее становились эти мысли. Вздымаясь вверх по лестнице благополучия и власти, я чувствовал, что многие из тех, кого я оставил позади, были не хуже, а иные лучше и гораздо способнее меня. Зато мои соплеменники-саяры, такие, как я, легко взлетали наверх.

– Что за…

– Не перебивай. Я много размышлял о природе нашего дара, об этом счастливом билете, который вытащил для нашего народа великий Саяр. Почему именно мы? Что ждет мир, в котором безраздельно царит такая сила? Что ждет нас самих? Ответ был очевиден: чтобы сила оставалась силой, ее необходимо уравновесить. Или хотя бы создать для нее сопротивление. Иначе рано или поздно мускулы станут дряблыми, чувства утонут в глупостях. Посмотри вокруг: разве ты не видишь, как деградировало твое окружение, твое так называемое правительство саяров? Всевозможные пороки и слабости сосредоточились в этих людях. Скоро они будут неспособны противостоять даже официальному правительству этой страны. А если придется схлестнуться с врагом покруче?

– Ты хочешь сказать, что подыграл джугам лишь ради того, чтобы они стали для нас достойным противником?

– Не только поэтому, Володя. Существование саяров в прежнем виде невозможно. Замкнутая корпоративность ведет нас к гибели. Настала пора разбавить нашу идеологию, взболтать застоявшуюся элиту, влить в нее новую кровь.

– Но почему джуги, папа?

– Потому что за ними сила, которой мы не можем противостоять.

– Ты пытаешься оправдать свое предательство!

Отец приподнял трость и погрозил сыну. Одновременно приподнялись оба лабрадора, заурчали на Баева-младшего.

– Скоч, Лэнс, лежать, – осадил их Роман Андреевич.

Лабрадоры послушно опустились на ковер. Баев-старший прикрыл глаза и продолжил излагать:

– Как и пятьдесят лет назад, сейчас я думаю лишь о выживании нашего народа. Может быть, ты поймешь меня когда-нибудь. Видишь ли, еще в мединституте я втайне от всех увлекся исследованием человеческих организмов различных этносов. Само собой, что в первую очередь меня интересовали мы, саяры. В результате сравнения основных биохимических показателей я пришел к выводу, что мы вырождаемся. Многие признаки у нас были одними из худших, а способность к воспроизведению – последняя из всех.

– Чушь!

– А почему у тебя в пятьдесят четыре года до сих пор нет детей? Только не говори, что ты не хотел, не созрел. Это все психологический блок, сиречь та же биохимия. Посмотри на других саяров. Многие из них бездетны, в лучшем случае имеют по одному ребенку, среди которых велик процент больных. Думаешь, я не хотел иметь много детей – троих, пятерых? Но в итоге, еле напыжившись, мы с матерью сподобились только на тебя. Со второй женой у меня вообще ничего не получилось.

– Ты хочешь сказать…

– Это не я хочу сказать. Это говорит природа. А она неумолима: саяры как замкнутый этнос вырождаются. Нам уже давно нужна подпитка извне. Продолжив исследования, я обратил внимание, что именно кровь джугов наиболее удачно разбавляет нашу. Это показали и лабораторные исследования, и сама жизнь. Возьми джуга Бардадыма, которого вы так долго считали саяром и даже сделали его министром массовых зрелищ. У него жена саярка и восемь здоровых крепышей. Я тебе могу привести не один такой пример. В джугах есть какая-то сила, в которой мы нуждаемся.

– Ты должен назвать всех, кому вырезал на виске шрамы, – угрюмо сказал Баев.

– Повторяю, это были мальчики, я знал только имена. Да и те забыл. А если кого-то и помню, как Бардадыма, то не скажу. Чтобы вы их так же изрешетили пулями? Нет уж, я не желаю плодить сирот.

– Тебя будут пытать.

– Я готов.

Роман Андреевич сказал это так спокойно, словно речь шла об оздоровительных процедурах.

– Тебя казнят, – сказал сын.

– Меня это не пугает. Мы и так себя казним.

– Я сейчас уйду. А ты должен вспомнить всех, кому делал пластические операции на виске. Даю тебе сутки, – процедил Баев.

– Ты так ничего и не понял.

– От этого зависит твоя жизнь.

Выйдя на улицу, Баев приказал ввести в доме режим домашней изоляции. Вопросительный взгляд дворецкого Тита он покрыл рыком:

– Хозяин под арестом!

Баев распорядился включить все камеры и круглые сутки следить за каждым шагом своего отца.

– Он не должен ничего с собой сделать. И никого не пускать в дом под угрозой смерти, – отрезал депутат.

Тит перепуганно закивал. Владимир Романович покосился на его дрожащие руки со связкой ключей и пошел к машине.

Еще один удар

Баев отпустил водителя. Поехал сам. Всю дорогу, пока вел машину, его не покидало чувство беспокойства. Он проматывал радиоканалы, проскальзывая через музыкальные всплески, не давая хлопочущим ведущим докончить фразу.

Было то душно, то холодно. Отстегнув ремень безопасности, он сорвал с себя пиджак и галстук. Выключил систему стерилизации и открыл окно.

Несколько раз он звонил Кире, та не брала. Спит, наверное, решил он. Сейчас вдруг почувствовал, что Кира – единственный человек, кому можно излить свое чудовищное горе.

Никому из саяров, даже самым надежным, он не посмел бы сейчас рассказать об отце, об этой катастрофе. А вот Кире, чужой Кире, мучительно хотелось исповедаться.

Но то был минутный порыв. Вскоре он сосредоточился на главном. Всесаярский съезд – вот что сейчас важнее всего.

Поставив машину на ручник, он зашагал к дому. Его никто не встречал. Странно. Где Савелий?

Пришлось лезть в карман за блоком электронных ключей. Владимир Романович последовательно открыл все четыре двери. Вошел в огромную гостиную и огляделся.

И здесь никого.

– Савелий! Герман!

«Куда все подевались?»

Стало не по себе. События последних дней обострили нервы. Владимир Романович вынул из внутреннего кармана шестизарядный магнум. Медленно двинулся вдоль стены к лестнице на второй этаж. Услышал шаги. Знакомая торопливая походка. Баев на всякий случай спрятался за лепным выступом.

С лестницы сбежал мажордом Савелий, засеменил к выходу.

– Я здесь, – окликнул его Баев.

Савелий обернулся. Вид у него был крайне напуганный.

– Ты где шатаешься? Где все?

– Я…

– Что происходит? Где Герман? Где Руслан с Егором?

– Герман отпросился, у него мать заболела. А Руслан с Егором… Владимир Романыч, я сейчас все объясню.

– Почему, черт возьми, ты всегда тянешь кота за хвост!

Вся желчь, гнев и раздражение, накопившиеся за последние