– Что ты заладил «сядьте, сядьте»! Что случилось?

Баев только что вылез из бассейна и растирался полотенцем. Покосился на шезлонг, который ему подсунул Яша.

– Что стряслось?

Шумно выдохнув, Кирсанов доложил:

– Мы установили личность врача, который в 70–80-е годы прошлого года единственный в Советском Союзе мог делать подобные ювелирные операции. Убирал щеки членам Политбюро, разглаживал лбы артистам, сводил наколки уголовникам. Мы провели расследование и получили подтверждение. Именно он наносил джугам шрамы на висках, виртуозно скопированные с наших природных шрамов.

– Этот человек жив? – спросил Баев, бросая мокрое полотенце охраннику.

– Да.

– Вы его нашли? Допросили?

– Нет.

– Почему, черт возьми?

– Потому что это ваш отец.

Владимир Романович уперся в Яшу немигающим взглядом. Тот смущенно затоптался.

– Ты уверен? – хрипло спросил Баев.

– Мы нашли свидетелей. Кроме того, он сам сознался.

Владимир Романович уставился на покачивающуюся гладь бассейна.

– Надеюсь, твои люди…

– Никто его пальцем не тронул.

– Где он?

– В своем особняке.

– Машину!

Всю дорогу Владимир Романович грыз ногти и обкусывал заусенцы. Противная привычка, которая вдруг вернулась сама собой. В памяти, словно воздушные шары в утреннем тумане, всплывали картинки из детства.

Вот они с отцом идут на праздничную демонстрацию. Тот легко забрасывает его себе на плечи, маленький Вова видит море людей с красными флагами и транспарантами. Лицо обдает свежий ветер, который упоительно полощет транспарант, кумачовая ткань барабанит над ухом…

Следующая картинка – запах больницы. Они с мамой ждут отца, а он все не идет. От нечего делать приходится разговаривать самому с собой, мама одергивает: «Тихо!» Наконец выходит отец, белый халат весь мокрый. «Я спас человека». А на улице после двух сигарет шепчет жене, думая, что сын не слышит: «Я изменил его внешность до неузнаваемости. Теперь ему ничего не грозит…»

А вот он постарше. Уже знает, что отец первоклассный пластический хирург. Его карьера стремительна – заведующий клиникой, замминистра здравоохранения, потом министр.

Следующий кадр: отец на пороге с чемоданом. Сейчас он навсегда уйдет из семьи. Из кухни доносится мамина ругань вперемежку с рыданиями. Отец берет его, семнадцатилетнего, за плечи, пытается подбодрить. А в конце говорит: «Я должен раскрыть тебе одну тайну. Но не сейчас». После чего дает Володе свою визитную карточку и хлопает дверью. Сын успевает сунуть визитку в карман до того, как мать с проклятиями выскочит из кухни. Через минуту в открытое окно доносится важное урчание служебного «Мерседеса».

Эта министерская визитка долго пролежала в кляссере с почтовыми марками, спрятанная за обложкой. Владимир вспомнил о ней лишь через полгода, когда переживал первую в своей жизни любовь. Она была дочкой дворничихи, водилась с глумливой шантрапой и в упор не замечала страдающего воздыхателя. Умом он понимал, что чувство его безумно, но ничего не мог с ним поделать. Тогда он вдруг вспомнил прощальную фразу отца: «Я должен раскрыть тебе одну тайну…»

Он явился в министерский кабинет Романа Андреевича Баева, показав пропуск. Отец встретил его так, словно ждал.

В тот день Володя Баев узнал все. Про саяров и джугов. Про шрамик в виде браслета, который украшал висок отца и перешел по наследству к нему. Про род Баевых, призванный хранить великую тайну.

Сначала он не поверил. Но вскоре ощутил неведомую силу, которая понесла его по жизни вперед и ввысь, через юрфак и адвокатство – к успешному бизнесу и созданию своей политической партии. А впоследствии – к победе на выборах в Мосгородуму и росту его влияния среди саяров. Два года назад он возглавил Правительство саяров России. То самое, которое контролировало финансовые потоки и держало в руках все нити управления страной.

Он был всесилен. Лишь давняя неудачливая страсть к дочке дворничихи (давно уже спившейся) изредка бередила что-то внутри, продолжая питать его настороженную недоверчивость к женщинам. В свои пятьдесят четыре года Владимир Романович Баев был разведен и по-прежнему бездетен.

Да, отец дал ему не только жизнь. Он наполнил смыслом его существование. И вот теперь выяснилось, что он уже давно помогал джугам. Врагам.

Машина остановилась, водитель заглушил мотор. Баев глянул в окно. Там моросил дождь. Зима закончилась, не успев начаться.

Он немного посидел, собираясь с мыслями. Затем вышел и побрел к дому. Холодный дождь был мелок и неприятен. Бритая макушка противно намокла, но возвращаться в машину за зонтиком не хотелось.

Отец ждал его под навесом входа, опираясь на трость.

– Ты давно здесь не был.

– Да, – пробормотал сын, стараясь пройти мимо.

Задел трость, отец пошатнулся. На секунду оба замерли.

– Пойдем в дом, – сказал Роман Андреевич.

В гостиной было тепло, пылал камин. На ковре вальяжно разлеглись два лабрадора. Баев по очереди их потрепал (ленивцы и ухом не повели) и подошел к огромному аквариуму. В нем клубились рыбки, в основном золотые, дании, вуалехвосты и еще какие-то, с необычными пестрыми спинками. Все стенки аквариума были обсижены улитками.

В дальнем углу послышалось трепыхание, попугай Нушрок прокаркал:

– Какая погода?

– Скверная, – отозвался Баев.

– Скверная, скверная, – прокудахтал попка.

– Пить, есть будешь? – спросил отец.

– Нет.

Баев посмотрел на стену, на портрет мамы. Отец повесил его после ее смерти. Мама умела готовить. Таких вкусных эклеров, фрикасе и пудингов он больше нигде не ел.

Владимир Романович внимательно посмотрел на левый висок отца. Приложил палец к своему, ощупал бугристый узор шрама.

– У тебя это с рождения?

– Как и у тебя, – усмехнулся Роман Андреевич.

Отец подковылял к креслу и медленно опустился в него, опираясь на палку.

Баев сжал губы. Слишком о многом хотелось спросить, даже прокричать.

– Зачем ты их делал? – спросил Владимир Романович.

Отец рассыпчато рассмеялся.

– Вот уж не ожидал от тебя таких странных вопросов.

Этот смех вывел Баева:

– Зачем ты делал джугам имитации наших шрамов? Что все это значит?

Отец медленно раскурил трубку, обволокся хвостатым дымом.

– Поначалу, Володя, это был эксперимент, – проговорил он, глядя на портрет жены. – Только потом это стало выгодной сделкой. Молодости и амбициозности нужны деньги, здесь они удачно подвернулись.

– Сколько они тебе заплатили?

Отец посмотрел на сына долгим взглядом. Баев бахнул кулаком по каминной полке.

– В правительство СССР проникли джуги? Сколько их было? Какие сферы они захватили? Сколько шрамов ты им сделал?

– Я не считал.

– Фамилии?

– Бессмысленный вопрос. Я делал шрамы подросткам. Их называли только по именам. Мне их приводили, я лишь проводил операции.

– Не думал, что ты настолько жаден.

– Дело не только в деньгах. – Отец отложил дымящуюся трубку. – Не знаю, сможешь ли ты меня понять.

Опираясь