Шрифт:
Закладка:
– Что ты заладил «сядьте, сядьте»! Что случилось?
Баев только что вылез из бассейна и растирался полотенцем. Покосился на шезлонг, который ему подсунул Яша.
– Что стряслось?
Шумно выдохнув, Кирсанов доложил:
– Мы установили личность врача, который в 70–80-е годы прошлого года единственный в Советском Союзе мог делать подобные ювелирные операции. Убирал щеки членам Политбюро, разглаживал лбы артистам, сводил наколки уголовникам. Мы провели расследование и получили подтверждение. Именно он наносил джугам шрамы на висках, виртуозно скопированные с наших природных шрамов.
– Этот человек жив? – спросил Баев, бросая мокрое полотенце охраннику.
– Да.
– Вы его нашли? Допросили?
– Нет.
– Почему, черт возьми?
– Потому что это ваш отец.
Владимир Романович уперся в Яшу немигающим взглядом. Тот смущенно затоптался.
– Ты уверен? – хрипло спросил Баев.
– Мы нашли свидетелей. Кроме того, он сам сознался.
Владимир Романович уставился на покачивающуюся гладь бассейна.
– Надеюсь, твои люди…
– Никто его пальцем не тронул.
– Где он?
– В своем особняке.
– Машину!
Всю дорогу Владимир Романович грыз ногти и обкусывал заусенцы. Противная привычка, которая вдруг вернулась сама собой. В памяти, словно воздушные шары в утреннем тумане, всплывали картинки из детства.
Вот они с отцом идут на праздничную демонстрацию. Тот легко забрасывает его себе на плечи, маленький Вова видит море людей с красными флагами и транспарантами. Лицо обдает свежий ветер, который упоительно полощет транспарант, кумачовая ткань барабанит над ухом…
Следующая картинка – запах больницы. Они с мамой ждут отца, а он все не идет. От нечего делать приходится разговаривать самому с собой, мама одергивает: «Тихо!» Наконец выходит отец, белый халат весь мокрый. «Я спас человека». А на улице после двух сигарет шепчет жене, думая, что сын не слышит: «Я изменил его внешность до неузнаваемости. Теперь ему ничего не грозит…»
А вот он постарше. Уже знает, что отец первоклассный пластический хирург. Его карьера стремительна – заведующий клиникой, замминистра здравоохранения, потом министр.
Следующий кадр: отец на пороге с чемоданом. Сейчас он навсегда уйдет из семьи. Из кухни доносится мамина ругань вперемежку с рыданиями. Отец берет его, семнадцатилетнего, за плечи, пытается подбодрить. А в конце говорит: «Я должен раскрыть тебе одну тайну. Но не сейчас». После чего дает Володе свою визитную карточку и хлопает дверью. Сын успевает сунуть визитку в карман до того, как мать с проклятиями выскочит из кухни. Через минуту в открытое окно доносится важное урчание служебного «Мерседеса».
Эта министерская визитка долго пролежала в кляссере с почтовыми марками, спрятанная за обложкой. Владимир вспомнил о ней лишь через полгода, когда переживал первую в своей жизни любовь. Она была дочкой дворничихи, водилась с глумливой шантрапой и в упор не замечала страдающего воздыхателя. Умом он понимал, что чувство его безумно, но ничего не мог с ним поделать. Тогда он вдруг вспомнил прощальную фразу отца: «Я должен раскрыть тебе одну тайну…»
Он явился в министерский кабинет Романа Андреевича Баева, показав пропуск. Отец встретил его так, словно ждал.
В тот день Володя Баев узнал все. Про саяров и джугов. Про шрамик в виде браслета, который украшал висок отца и перешел по наследству к нему. Про род Баевых, призванный хранить великую тайну.
Сначала он не поверил. Но вскоре ощутил неведомую силу, которая понесла его по жизни вперед и ввысь, через юрфак и адвокатство – к успешному бизнесу и созданию своей политической партии. А впоследствии – к победе на выборах в Мосгородуму и росту его влияния среди саяров. Два года назад он возглавил Правительство саяров России. То самое, которое контролировало финансовые потоки и держало в руках все нити управления страной.
Он был всесилен. Лишь давняя неудачливая страсть к дочке дворничихи (давно уже спившейся) изредка бередила что-то внутри, продолжая питать его настороженную недоверчивость к женщинам. В свои пятьдесят четыре года Владимир Романович Баев был разведен и по-прежнему бездетен.
Да, отец дал ему не только жизнь. Он наполнил смыслом его существование. И вот теперь выяснилось, что он уже давно помогал джугам. Врагам.
Машина остановилась, водитель заглушил мотор. Баев глянул в окно. Там моросил дождь. Зима закончилась, не успев начаться.
Он немного посидел, собираясь с мыслями. Затем вышел и побрел к дому. Холодный дождь был мелок и неприятен. Бритая макушка противно намокла, но возвращаться в машину за зонтиком не хотелось.
Отец ждал его под навесом входа, опираясь на трость.
– Ты давно здесь не был.
– Да, – пробормотал сын, стараясь пройти мимо.
Задел трость, отец пошатнулся. На секунду оба замерли.
– Пойдем в дом, – сказал Роман Андреевич.
В гостиной было тепло, пылал камин. На ковре вальяжно разлеглись два лабрадора. Баев по очереди их потрепал (ленивцы и ухом не повели) и подошел к огромному аквариуму. В нем клубились рыбки, в основном золотые, дании, вуалехвосты и еще какие-то, с необычными пестрыми спинками. Все стенки аквариума были обсижены улитками.
В дальнем углу послышалось трепыхание, попугай Нушрок прокаркал:
– Какая погода?
– Скверная, – отозвался Баев.
– Скверная, скверная, – прокудахтал попка.
– Пить, есть будешь? – спросил отец.
– Нет.
Баев посмотрел на стену, на портрет мамы. Отец повесил его после ее смерти. Мама умела готовить. Таких вкусных эклеров, фрикасе и пудингов он больше нигде не ел.
Владимир Романович внимательно посмотрел на левый висок отца. Приложил палец к своему, ощупал бугристый узор шрама.
– У тебя это с рождения?
– Как и у тебя, – усмехнулся Роман Андреевич.
Отец подковылял к креслу и медленно опустился в него, опираясь на палку.
Баев сжал губы. Слишком о многом хотелось спросить, даже прокричать.
– Зачем ты их делал? – спросил Владимир Романович.
Отец рассыпчато рассмеялся.
– Вот уж не ожидал от тебя таких странных вопросов.
Этот смех вывел Баева:
– Зачем ты делал джугам имитации наших шрамов? Что все это значит?
Отец медленно раскурил трубку, обволокся хвостатым дымом.
– Поначалу, Володя, это был эксперимент, – проговорил он, глядя на портрет жены. – Только потом это стало выгодной сделкой. Молодости и амбициозности нужны деньги, здесь они удачно подвернулись.
– Сколько они тебе заплатили?
Отец посмотрел на сына долгим взглядом. Баев бахнул кулаком по каминной полке.
– В правительство СССР проникли джуги? Сколько их было? Какие сферы они захватили? Сколько шрамов ты им сделал?
– Я не считал.
– Фамилии?
– Бессмысленный вопрос. Я делал шрамы подросткам. Их называли только по именам. Мне их приводили, я лишь проводил операции.
– Не думал, что ты настолько жаден.
– Дело не только в деньгах. – Отец отложил дымящуюся трубку. – Не знаю, сможешь ли ты меня понять.
Опираясь
