Шрифт:
Закладка:
Наступила ночь. Пламя бушевало вовсю, сопровождаемое треском и грохотом, точно пушечная пальба не умолкала ни на минуту. Абдурахман с трудом собрал своих сподвижников на маслахат (совещание). Тут были Фулат-бек, Батыр-тюря, Исфандияр, Халикул-перваначи и несколько других вождей мятежа; их окружали джигиты, толпа андижанцев. Призывая шепотом имя Аллаха, каждый из присутствующих ожидал, что скажут муллы. Вдруг, на высоте нескольких саженей, лопнула русская граната: то был заревой выстрел, на этот раз боевой. Разлетевшимися осколками многих поранило, около 15 человек убило. Пораженные ужасом мятежники разбежались, покинув даже оружие. Об этом событии сообщили в лагерь перебежчики евреи. Они рассказывали, что в Андижане собрались кочевники и жители всех соседних городов, не исключая Кокана; что они дали клятву отстоять город во что бы то ни стало; аксакалы же, частью по охоте, частью под угрозой смерти, работали на завалах; затем, будто сам Абдурахман, заслышав русское «ура», до того оторопел, что скрылся в толпу, и больше его никто не видел.
Как тогда, так и в наше время на андижанцев действует одуряюще призыв к оружию во имя веры, а следовательно, борьбы с христианами. Можно сказать, на наших глазах (18 мая 1898 г.) в андижанском лагере среди спящих солдат появился с толпой пеших и конных, вооруженных шашками, пиками, батиками — вообще холодным оружием — Дукчи-Ишан, он же Мадали, объявивший хазават. На передней линейке нашего лагеря остановился старый мулла с книгой и развернутым знаменем зеленого цвета, обрызганным русской кровью. Ишан обещал мятежникам, что на врагов подует «ветер разрушения» и они будут побиты дреколием. Стрелки отбили нападение, виновники восстания были разысканы и наказаны, а кишлак Мин-тюбе, где вербовалась мятежная шайка, срыт до основания. Несмотря на продолжительное господство русской власти в этом крае, на водворение в нем правды и закона, кипчаки все еще надеются вернуть прежние времена, когда они распоряжались судьбами страны. Муллам это на руку: при всяком удобном случае они разжигают ненависть к русским, пророчат в борьбе с ними верный успех. То же самое происходило в Андижане и 26 лет тому назад.
Погром 1 октября не образумил андижанцев. Русским войскам пришлось еще раз в нем побывать, зимой, как раз на рождественские праздники; но на этот раз защитники, не дождавшись штурма, разбежались. Войсками командовал их любимец, молодой генерал Скобелев, недавно произведенный в этот чин за отличие в предыдущих делах. Во дворце хана было отслужено благодарственное молебствие. Едва замолкли звуки «Тебе, Бога хвалим!», сопровождаемые пушечной пальбой, как были получены новые тревожные вести. Скобелев выделил частицу из своего отряда и в середине января двинулся по дороге в город Асаке. Пройдя мимо этого городка, русские открыли на соседних высотах значительные силы пеших и конных коканцев, приблизительно до 15 тыс. Это была последняя попытка Абдурахмана изведать счастье в открытом бою. Обстреляв предварительно высоты, наши сбили неприятеля с гребня, после чего коканцы атаковали нас во фланг со свойственной им запальчивостью и криками «Ур! ур!». Их отбросили залпами, картечью, и сейчас же конные стрелки с казаками ринулись в погоню. Они гнали мятежников более 10 верст, изрубили почти всю пехоту, а конницу разметали так, что она не могла уже более собраться. Эта победа вконец убедила Абдурахмана, что ему не под силу бороться с русскими, и через неделю он с главарями восстания, в числе 26 человек, в 8 верстах от Андижана, в Гинду-кишлаке, принес повинную, отдавая себя милосердию государя императора. Не явился лишь Фулат-бек, именем которого вершились дела в столице. Признанный нами хан Наср-Эдин уже был в ту пору изгнанником; в поспешном бегстве к Махра- му, под охрану русских, он сам едва уцелел. Оставалось покончить с Фулат-беком. Перерезав из мести братьев Абдурахмана, он бежал на Алай, намереваясь скрыться в далеких горах. Для его преследования выступили из Андижана 6,5 сотен казаков и эскадрон конных стрелков, при 4 орудиях и 6 ракетных станках под начальством ротмистра Меллера-Закомельского. Отряд передвигался быстро, но скрытно, давая ложные сведения о своем направлении. По пути было получено известие, что Фулат-бек, покинув Маргелан, с 5 тыс. конницы, 5 пушками и со всем своим имуществом направился к Алайским горам и что на 28 января он будет ночевать в кишлаке Уч-Курган, за 30 верст от Маргелана. Несмотря на то что войска сделали уже 40 верст, они двинулись дальше попеременно то шагом, то рысью. Дорога шла между грядами каменистых гор; по сторонам попадались курганчи (глиняные крепостцы); пользуясь темнотой ночи, их обходили потихоньку.
Обширный, в несколько сотен дворов, кишлак Уч-Курган растянулся на 2,5 версты в глубокой лощине, вдоль горной речки. В дальнем его конце стояла урда, где расположился на ночлег Фулат-бек. Хотя отряд сделал в этот день 90 верст, без пищи и без отдыха, однако Меллер-Закомельский решился сейчас же произвести нападение. Спешенные стрелки и сотни сибирских казаков, под начальством капитана Куропаткина[10], спустились с обрыва в кишлак и быстро двинулись к урде; их вел недавно усмиренный Исфандияр; остальной отряд, разделенный еще на две части, занял оба пути, которыми Фулат-бек мог проскочить на Алай.
В безмолвии ночи отрядец Куропаткина быстро двигался вдоль кишлака, но вот стали раздаваться выстрелы, появились одиночные всадники, наконец и пешие сарбазы прямо бросаются на колонну. Пришлось пустить в ход оружие; несколько конных партий удалось даже обратить в бегство дружными залпами. Пробиваясь все дальше и дальше, колонна приблизилась к деревянному мосту, перекинутому через речку: на другом ее берегу, у подножия горы, стояла урда, где и ночевал Фулат-бек со свитой. По пятам бегущих колонна ворвалась в ворота урды; защитники ее, обезумев от страха, заспанные, в ночной темноте, метались во все стороны, куда бы выскочить. Кто не успел спастись бегством, был приколот. Оставив тут часть стрелков, Куропаткин с казаками и остальными стрелками бросился по извилистой крутой тропинке наверх. Там, на высоте, помещался сарбазский двор и возле
