вслед за ним разбойничьи шайки наводнили наши пограничные владения. Они взбудоражили мирное население кишлаков, сожгли несколько почтовых станций между Ходжентом и Ташкентом; в числе проезжающих захватили в плен доктора Петрова с малолетней дочерью и прапорщика Васильева; оба были зарезаны, а девочка отправлена в Кокан. Более сильное скопище коканцев подступило к Ходженту. Абдурахману хотелось уничтожить мост через Сырдарью, и рассказывают, будто он хвастался таким образом: «Я сначала посижу на русском мосту, а потом его подожгу!» Случись это — нашим сообщениям с Ташкентом грозила бы большая опасность. Однако барон Нольде, начальник ходжентского уезда, со своими ничтожными силами не только не допустил Абдурахмана до моста, но даже отогнал его скопище далеко от города. В то же время, по первым вестям из Ходжента, обвыклые в походах туркестанские войска спешили сюда из Ташкента, проходя в сутки по 50–60 верст, так что в середине августа уже составился отряд достаточно сильный: 16 рот пехоты, 8 сотен конницы, 20 орудий и 8 ракетных станков. Для защиты Ташкента были призваны отпускные и запасные, больше войск в крае не было.

Лазутчики донесли Кауфману, что Абдурахман занял частью пехоты крепостцу Махрам, а прочие войска расположил в укрепленной позиции, за крепостью, вдоль реки. Махрам считался у коканцев лучшей крепостью. Она имела вид четырехугольника, окруженного садами и кишлаками; толстые и высокие стены, по пяти саженей, пересекались посередине башнями и имели башни по углам. Кауфман не хотел сразу посылать на штурм, а задумал обойти неприятельскую позицию и атаковать скопище с фланга и с тыла — тогда крепость падет сама собой. Как только отряд снялся с последнего ночлега, тучи всадников спустились с гор, с гиком и трубными звуками; они стали наседать справа и с тыла. Вся покатость была усыпана конными: они кружили, вертелись возле отряда, то собирались в толпы, то снова рассыпались; их было не менее 15 тыс. Отряд шел с минутными остановками: в смельчаков, которые подскакивали слишком близко, палили стрелки, а в скученные толпы стреляли ракетами. Густые облака пыли по временам скрывали и своих и чужих. Наконец, с левой стороны показалась крепость Махрам, дальше — неприятельская позиция вплоть до садов соседнего кишлака. Кауфман еще продвинулся вперед и потом завел войска правым плечом, так что они повернули лицом к окопам. 12 орудий тотчас открыли огонь по неприятельской позиции, а саженей за 100 генерал Головачев перестроил стрелков в ротные колонны и повел их на приступ, частью с фронта, частью в обход с левого фланга. Через четверть часа окопы уже были в наших руках, вместе со всеми орудиями; защитники, пораженные обходом, переполошились, бросали пушки и спасались в крепости. Но Головачев был слишком опытен, чтобы пропустить такую минуту: под сильным огнем из бойниц солдаты 1-го Туркестанского батальона, имея впереди офицеров, выломали двое ворот и с криком «ура!» ворвались в крепость. Защитники толпами бросились к берегу, но не многие успели спастись вплавь: большинство погибло под пулями, завалив телами овраг. Туркестанцы потеряли всего двух человек. В то время когда пехота штурмовала окопы, Скобелев схватил оренбургскую и уральскую сотни и вынесся с ними к махрамским садам. Впереди протекал глубокий арык. Казаки перешли его вплавь, и только что устроились, как заметили толпы коканцев, отступавших с махрамской позиции вдоль берега.

Выхватив шашки, казаки понеслись вихрем. Первыми врубились Скобелев и его конвойные Евграф Греченко, войсковой старшина Решетников и вахмистр Крылов. Этот Греченко был беглый русский драгун, проживший в Кокане 20 лет; свою вину он искупил тем, что во время пребывания посольства в Кокане первый предупредил его о близости восстания. Коканцы никак не ожидали такого удара; среди них раздались крики: «Джау! Джау!» (Неприятель); пехота бросилась к берегу, конные пустились наутек. Казаки спрыгнули с крутого берега, истребили пехоту и погнались за конницей. Уже 10 верст продолжалась погоня: и люди и лошади стали утомляться, а между тем с гор подваливали новые толпы конных врагов, на свежих лошадях. Скобелев остановил казаков и, оглядевшись, увидел за версту от себя около 10 тыс. неприятельских всадников, спешивших на выручку; у него же под рукой только 4 сотни. Коканцы уже заметили их; раздались зловещие крики восторга, и они стали охватывать казаков, чтобы сбить их к горам. Минута была опасная, даже Скобелев задумался. Но среди туркестанцев укоренилась привычка взаимопомощи; они не ждали особого приказания и при виде опасности беззаветно бросались на выручку. Этот раз вынесся с ракетными станками капитан Абрамов. Подскакав на самый близкий выстрел, он выпустил полтора десятка ракет: испуганные кони заметались, стали опрокидываться, топтать всадников, и скопище отхлынуло.

Лихие казаки притащили к ставке командующего войсками 2 орудия, множество значков и бунчуков. Всего было взято под Махрамом 39 орудий и 1,5 тыс. ружей.

По словам пленных, там были собраны все наличные силы мятежников, т. е. кипчаков и кара-киргизов, приблизительно около 30 тыс. Абдурахман бежал одним из первых; он проскакал с 3 тыс. всадников мимо Кокана, по направлению к Маргелану.

Давши отдых войскам, Кауфман выступил по дороге в Кокан. Дорога уже пролегала между густо заселенными кишлаками и полями, отлично обработанными под хлебные растения, люцерну, хлопчатник и марену; чем более отряд углублялся в оазис, тем участки становились мельче и мельче, а обработка все лучше и лучше; чаще стали попадаться глиняные заборы, из-за которых возвышались рядами шелковица с сладкими ягодами и тополь; между посевами попадались бахчи, огороды с дынями, арбузами и корнеплодами; еще ближе к Кокану — только виноградники и огороды. Каждый крошечный участок, кроме забора, обсажен двумя рядами деревьев — тополь, тал, карагач, грецкий орех; в садах произрастают гранаты, яблоки, груши, сливы, черешни. По дороге то и дело встречались пешие и конные, арбы, нагруженные доверху плодами этой благословенной земли. На каждом ночлеге являлись к генералу окрестные жители с дастарханом и заявлением покорности, а под самой столицей явилось посольство от хана, с которым были возвращены и все наши пленные. По расспросам оказалось, что доктор Петров и прапорщик Васильев были окружены шайкой мятежников на почтовой станции, где они долго отстреливались, пока их не схватили и не зарезали. Несчастная девочка видела, как отрезали голову отцу, ее вытащили полумертвую из тарантаса и отправили верхом в Кокан. Теперь все глядели на сиротку с сожалением, а многие не могли удержаться от слез. Впоследствии она с сестрами была обласкана государем императором и помещена на воспитание в казенное заведение.

Приближаясь к столице, Кауфман уже знал ее расположение и все к ней подступы: Скобелев, в бытность свою в Кокане,