этих вечных ледниках, получает начало живительная влага, стекающая в изобилии в нашу долину. Все горные реки в Фергане питаются этими ледниками, но наиболее богат водой Нарын, дающий начало Сырдарье. В начале бурный, он пробивает себе путь через скалы выше города Намангана и, свернув круто на юго-запад, спокойно катит свои мутные волны по мягкому руслу долины. Почва здесь особенная: смесь извести и мелкоземлистой глины, желтого цвета, — желтозем; под знойными лучами солнца она твердеет до того, что ее не берет никакой заступ, при обильном орошении дает урожай сам-сто. Уже с давней поры население Ферганы работает над распределением вод, причем раздробляет их на мелкие ручейки и потоки. Тысячу лет тому назад каналы в Фергане были такие же, как и ныне, — до 15 саженей шириной и 2–3 сажени глубиной; от них мелкие арыки проведены к каждой усадьбе, огороду или саду. Еще более заслуживают удивления оросительные канавы, вырубленные в скалах, откуда вода отводится в долину на 50–60 верст. Здесь мы видим совершенно обратное тому, что привыкли видеть у себя дома: чем дальше от истоков, тем больше дробится река, и наконец ее могучий поток, истощив свои запасы, теряется в бесконечной пустыне.

Крутые скалистые горы не раз спасали Фергану от наплыва кочевников, не щадивших труда человеческих рук, почему она издревле прославилась как один из благословеннейших уголков земли.

Один ученый араб, посетивший много лет тому назад Ферганскую долину, говорит так: «Это прелестнейшая страна на Божьей земле, богатая деревьями, изобилующая реками, оглашаемая пением птиц… Весь Согд словно плащ из зеленой парчи, с вышитыми голубыми лентами проточной воды и украшенный замками и домами…» Такова долина Ферганы, или, по древним сказаниям, Согд, по крайней мере в той ее части, которая обильно орошается левыми притоками Сырдарьи, вытекающими из Алайского хребта. Кроме большого оазиса, который тянется извилистой лентой, где шире, где уже, а в длину до 250 верст, есть отдельные небольшие участки, напоенные влагой, — вот тут-то желтозем и дает громадный урожай пшеницы, ячменя, джугары, кукурузы, риса, кунжута, мака, льна, конопли, хлопчатника, табаку, люцерны и прочих хлебных, красильных или лекарственных растений. Остальные места так же бесплодны, как и все среднеазиатские пустыни. Здесь, в этой стране, безводная пустыня в соседстве с многолюдным оазисом; лошадь, верблюд, бык, осел, овца, коза пасутся чуть ли не на одном пастбище. То же можно сказать и про климат. В то время когда на горах царит ледяной холод, у подножия этих гор только прохладно, а в остальной долине жарко, душно. Бывают летом дни, когда можно испечь на земле яйцо; термометр в тени показывает 35–36 градусов. Лучшее время года — сентябрь и октябрь, когда летний зной спадает и дышится полной грудью.

Хотя горы, окружающие Фергану, суровы, но между горными цепями встречаются долины, дающие приют стадам кочевника. Такова, например, долина, известная у киргизов под именем «Рай». С перевала Хатын-Арт, что на Алайском хребте, где не раз бывали наши войска, перед зрителем развертывается роскошная долина Рая (Алай), покрытая богатым пестрым ковром; вдали белеет снеговая линия Заалайского хребта с белыми шапками пика Кауфман и других громадных ледников. На тучных пастбищах Алая самая захудалая лошаденка в двухнедельный срок становится неузнаваемой. Временные обитатели долины, кара-киргизы, проводят зиму или в ущельях, или уходят поближе к городам. Как ни коротко лето, однако они успевают два раза убрать люцерну, кроме того, высевают пшеницу и ячмень, но главное их богатство — курдючные овцы и лошади; затем они держат еще рогатый скот, двугорбых верблюдов, ишаков и яков.

Местами и горы имеют свою прелесть, конечно, летом. Вот горная речка чистой прозрачной воды шумно бежит по каменистому дну; по берегам разрослись березы, шиповник, барбарис; у березы корни подмыло, и она точно плачет, наклонившись над водой. По пути встречается каменная гряда, порог, с трещиной, куда врывается речонка, и теперь она скачет как бешеная, пенится, клубится, брызжет во все стороны. Чем дальше вниз, тем чаще и шире раскидываются ковры роскошной зелени с самыми причудливыми цветами; вперемежку с зелеными лугами темнеют рощи арчи и елок; еще ниже — клен, яблоня, малина, смородина; шумный холодный поток совсем скрылся в этих кустарниках, и его можно проследить только по глыбам камней, обросших мхом. Наступил вечер. Киргизы кружками сидят на траве и слушают рассказы своих краснобаев; ребятишки ловят телят, чтобы привязать их на ночь; бабы доят коз, коров. Повсюду говор, ржание лошадей, рев скота, блеяние коз и баранов. Днем, в жару, тихо: киргизы спят по кибиткам, дети тоже спят или резвятся в речонке; только киргизки, вечные работницы, сидят с веретеном и пучком шерсти. Наверху, на горе, стоит, понуря головы, табун лошадей; между кустами мелькают козы, а внизу, у речки, отъевшиеся на приволье быки и коровы. Стражами мирного пастушеского быта стоят вдали гранитные громады с темными пятнами по уступам: то еловые рощи. Там, на горных высях, ползучая арча, похожая на наш можжевельник, дикий лук и мелкие травки покрывают большие пространства между скалами, на которые смело взбирается дикая коза, горный баран, или марал. Небесные выси оживляют цари пернатых — громадные грифы, орлы, выслеживающие издалека свою добычу; поближе к стадам держатся беркуты, соколы, коршуны.

Среди киргизских кочевок проходит караванный путь из Бухары через Кокан на перевал Терек-Даван, в Кашгар. Издревле Китай и Средняя Азия обменивались товарами этим путем, и безопасность его коканские ханы покупали дорогой ценой — то деньгами, то подарками. Уже долина Фергана была в наших руках, когда кара-киргизы, думая, что их кочевья неприступны, по весне 1876 года провозгласили ханом какого-то юродивого и перерезали наших джигитов, разосланных для поимки разбойников. В 25 верстах от города Гульчи мятежники заняли позицию в узком ущелье Янги-арык, вход в которое запирался скалистым отрогом. Начальником края был тогда молодой генерал Скобелев. С небольшим отрядом он подступил к ущелью и, осмотрев позицию, нашел, что с фронта она неприступна. Тогда барон Штакельберг с 30 стрелками полез на скалы справа, а Боголюбов — слева. По мере того как они поднимались все выше и выше, кара-киргизы, сами укрываясь, поражали их пулями и меткими ударами камней. Наконец Боголюбов взобрался выше, чем сидели киргизы, открыл по ним пальбу во фланг и тыл, а в это время Скобелев со своим конвоем и кучкой стрелков взял штурмом завал, откуда повел атаку прямо на лагерь. Тут сошлись все три отряда и общими силами захватили лагерь, 8 фальконетов, до 100 ружей. В числе мятежников находились первейшие разбойники, как,