берут город, причем убили двух хивинских богатырей. Как после оказалось, это был отряд Веревкина, занявший после бомбардировки шах-абатские ворота, причем сам генерал получил тяжелую рану. Первые сведения от него Кауфман получил, когда еще был у берегов Аму. Трое джигитов, посланных из Кунграда с донесением, попали в руки хивинцев. Их привели к хану на суд. «Зачем вы ехали к русским?» — спросили у них на суде. Джигиты ответили, что они ехали не к русским, а в Бухару, собрать деньги за проданных баранов. Однако им не поверили и засадили в тюрьму, а деньги и донесение Веревкина представили в совет. Бумага вместе с кредитными билетами переходила из рук в руки заседавших в совете; никто не мог ни прочесть, ни разобрать, в чем дело. Тогда послали за одним купцом, бывавшим в России. Хитрый старик скоро смекнул, что бумага важная; долго и внимательно он пересматривал кредитки, потом и говорит: «Эта белая бумага ничего не стоит, а весь секрет в цветных бумажках с царскими портретами: их надо беречь, пока найдется человек, сумеющий прочесть». Под шумок купец стащил донесение и унес его под полой халата домой, а потом с надежным человеком отправил к Кауфману.

Когда стало известно, что кавказцы уже стоят под стенами столицы, генерал послал им приказание прекратить бомбардировку и присоединиться к туркестанцам. На последнем переходе к Хиве повстречалась толпа всадников, на чудесных жеребцах, украшенных богатейшей сбруей и с щегольскими чапраками на седлах. Наши думали, что выехал хан, но оказалось, что это его дядя Сеид-Умар, умный старик, лет 70-ти, одетый в шелковый ярко-зеленый халат и большие белые сапоги с загнутыми вверх концами. Такие сапоги в старину носили наши бояре. Когда все уселись в кружок, Сеид-Умар объявил, что его племянник покинул столицу; однако ни он сам, ни его подданные не желают воевать. Кауфман сказал на это, что он очень огорчен бегством хана; пусть его возвращается в столицу, иначе будет посажен другой хан. К концу этой беседы прискакал офицер и доложил главнокомандующему, что неподалеку стоят кавказцы, готовые к встрече. Через четверть часа показались стройные ряды пехоты, конницы, артиллерии. Полковник Саранчев скомандовал: «Смирно, слушай, на кра-ул!» Музыка апшеронского полка заиграла встречу, генерал начал объезд. Он останавливался перед каждой отдельной частью и благодарил за службу. У ворот Хивы почти одновременно сошлись отряды, пути которых были разъединены на полторы тысячи верст. Тут стояли бородатые уральцы и оренбуржцы, лихие сунженцы, в самых нарядных костюмах дагестанцы, боевая кавказская пехота, обтерпевшиеся в степных походах линейцы… После блестящего смотра солдаты и офицеры всех трех отрядов перемешались, разыскивая друзей или знакомых.

Когда доложили генералу, что его последнее приказание исполнено и пушки со стен сняты, войска построились и двинулись дальше. Вот наконец открылась и Хива, освещенная вечерними лучами солнца, близкого к закату; за ее высокими зубчатыми стенами виднеются верхушки деревьев, торчат остроконечные вершины минаретов, купола мечетей; посреди возвышается круглая башня, блестящая, как фарфор. Издали столица показалась очень красивой. На улицах и перекрестках уже стояли наши войска; музыка играла вступающим встречу, громкое единодушное «ура!» оглашало воздух. Улицы в Хиве узкие, кривые, покрытые страшной пылью; дома глиняные, темные. У домов и стен толпился народ с хмурыми бронзовыми лицами, в нахлобученных бараньих шапках.

Голова отряда вступила на просторную площадь, к которой примыкал ханский дворец. Здесь остановились пехота и дивизион конной артиллерии; остальное пространство занял народ. Выехал на площадь генерал, еще раз раздалось победное «ура!». Хивинцы сняли шапки…

Народу было объявлено, что он может заниматься своими обычными делами, ничего не опасаясь: «Войско Белого Царя пришло не разрушать, а чтобы водворить в Хивинской земле порядок; все же старые провинности хивинцев забыты». Затем, оставив в разных частях города караулы, войска расположились лагерем версты за полторы от Хивы, в большом тенистом саду, принадлежавшем хану; тут стоял и его летний дворец.

Живописная издали, столица ханства и бедна, и некрасива внутри. Лучшая, но вместе с тем и самая безмолвная часть города та, которая сплошь покрыта садами. Густолиственные вязы, фруктовые деревья, водоемы и мелкие каналы проточной воды дают здесь приятную прохладу и тень. В остальной части города невыносимо жарко и душно, но зато более людно, особенно у мечетей и на базарах. В Хиве 14 мечетей и 22 медресе, где муллы ведут праведную жизнь и поучают. Самое священное здание — мечеть Полван-Ата. Она стоит в глубине маленького сада и славится красивым куполом, покрытым ярко-зелеными изразцами и увенчанным позолоченным шаром. В этой мечети гробница Полвана, покровителя Хивы. Внутри купол также выложен узорчатыми изразцами, но швы между ними так тонки, что он похож на опрокинутую фарфоровую вазу, Когда мулла читает молитву, то эхо повторяет в куполе дословно; присутствующие хивинцы думают, что таким путем молитвы правоверных доходят до Аллаха. В углублении стены за медной решеткой стоят гробницы трех ханов, в том числе Шир-Гази, предательски истребившего отряд Бековича. В сторонке от главного отделения, в одной из небольших комнат, стоит гробница Полвана. Тут темно, низко; одно небольшое окошечко освещает серые стены, выложенные изразцами. За мечетью глиняная постройка, разделенная на множество клетушек, занятых слепыми. В крохотных кельях замечательный порядок и чистота; на полочке стоит кухонная посуда, на полу овчина с двумя одеялами и каменный кувшин для воды; в углу прилажена печурка, в которой слепец заваривает себе чай или же приготовляет себе пищу. Ежедневно обитатели этого дома милосердия получают чай, рис и порцию хлеба; 2–3 раза в неделю им дают мясо; кроме того, их щедро оделяют на базарах.

При первой возможности хивинец спешит укрыться от зноя в галерее, где помещается базар. Это та же улица, но прикрытая бревнами, присыпанными сверху глиной. Лавок здесь нет. На одной стороне сидят на помостах купцы с товаром, на другой стороне — цирюльники, мясники, портные и мелочные торговцы. На базаре — все, что производит Хива и доставляют соседи: спелые и сухие фрукты, пшеница, рожь, джугара, клеверное семя, сахар, чай, русские бумажные и шелковые бухарские материи, одеяла, обувь, русские самовары, чугунная посуда, чашки, блюдца, английский дешевый ситец и кисея. Тут можно усесться под стеной и скушать холодный арбуз, а не то подадут плов с горячими лепешками и потом зеленый чай. Сидя в стороне, легко наблюдать пеструю волнующуюся толпу людей и животных. Узбека можно узнать и по одежде, и по всему его складу. Как уже упомянуто, это потомок завоевателей, здешний помещик. Он высок ростом и хорошо сложен, нос прямой, густая