Чиен мотнул головой. У него не было моего опыта. Он не знал, что в истории человечества было множество войн, когда единокровные родственники становились злейшими врагами. Когда отец шёл на сына, а брат на брата.

— Ты веришь, что сверху нас видит Тенгри? — спросил я.

Он кивнул.

— Тогда представь. Есть два воина. Один верит в Тенгри, другой в Эрлика. Но бог хочет править миром один. И они будут сражаться друг с другом, даже будь они трижды братья.

Чиен понял. Лицо его изменилось, и он воскликнул:

— Но почему всё так несправедливо под небом?

Ойгон, подумав, протянул бурдючок и ему.

— Потому что обман давит на юных сильнее печатей, — ответил я. — И если Нордаю с младенчества говорили, что я — враг, он уже не примет иного знания. Он ненавидит меня. Убить его можно, переубедить — нельзя.

— Может, хотя бы попробуешь? — спросил Нишай, слушавший меня с мрачной ухмылкой. — Да, твой отец — сильный маг, и бездна вражды — крепка между тобой и Нордаем его словами. Но ведь кровь может оказаться сильнее?

Пришлось развести руки, поднять их к небу в жесте: «Тенгри видит» и сказать громко, для всех, кто стоял рядом с нами:

— Мой отец — правитель Юри!

Фехтовальщик засопел. Ему трудно было говорить на тему отцов и детей, но он решился:

— Но что если император испытывает тебя, Кай? Что если он сделает наследником победителя?

Было заметно, что слова эти давно катались у Чиена на языке. И ответ был для него очень важен.

Неужели Эльде, его сын, предал отца за власть?

— Нет, Чиен, — ответил за меня Нишай. — Император обманул и обманет. Он хочет одного — расширить свои владения. Присоединить к империи долину Эрлу, Белую гору с её магией и торговый путь через перевал.

— Он слишком уверен в своём всесилии и безнаказанности, — кивнул я. — Льстецы говорят ему каждый день, как он велик и могуч, и он потерял осторожность. Наше дело — восстановить справедливость и перерезать императору глотку.

Мавик заскулил, и я обернулся: найманы закончили расчищать от камней место для поединка.

Я потрепал зверя по шее:

— Вот кто мой настоящий братишка, да, Мавик?

Волк боднул меня головой — мол, раз братишка — давай, гладь ещё!

Нишай вдруг всхлипнул и отвернулся.

Трудно ему сегодня пришлось. Он потерял мать и обрёл двух братьев. Но одного надо срочно убить.

— Ты должен подстраховать меня, Нишай, — сказал я, чтобы переключить его на реальные проблемы. — В плане печатей — я в себя верю, обломается этот Маргон. А вот личина… Это возможный риск. А может, у них припасено и что-то ещё. Так что бросай страдать. Потом поплачем, когда победим.

Нишай сглотнул и выпрямил спину. Выправка у него была императорская, фамильная. Получше, чем у страшноликого.

Чиен задумчиво смотрел на нас. Может, уловил схожие черты?

Охотники быстренько допивали араку, передавая друг другу бурдючок — чего пропадать добру?

Найманы разворачивали императорский паланкин, чтобы страшноликий мог наблюдать за поединком.

— Никогда! — произнёс вдруг Нишай с отчаянием. — Помни, Кай! Никогда никому нельзя верить!

«Угу, — подумал я. — Гай Юлий Цезарь. Из неопубликованного: „Хочешь умереть в своей постели, а не от руки друга — души прекрасные порывы“. И души здесь глагол».

Но я промолчал.

Кто тут без греха? Я — чужак и пришелец из другого мира? Сам Нишай?

Думаю, он уже давно понял, что я за «заяц». И у него был свой план, как подняться на вершину власти с моей помощью.

Камай, император это верно подметил, в плане ставки весил побольше Нордая.

Именно Камай был формальным наследником обоих родов, сразу двух драконов — красного и чёрного.

Нишай не знал, конечно, что я — сын императора. Он решил, что душу Камая отразили в неком «зеркале Эрлика», раздвоили каким-то хитрым способом, и у страшноликого императора появился свой «сын», слепленный из телесной магии и отражения души Камая.

Нишай сделал вывод, что именно Камай — настоящий наследник, а Нордай — демон. Всё просто, верно? И к власти можно прийти, поддержав настоящего наследника.

Вот он и старался, как мог. Даже амулет припас, чтобы доказать: Нордай — фальшивка, голем с отражением чужой души.

Кто ж знал, что император собирается насладиться зрелищем, как один его сын убивает другого?

Теперь было понятно, почему наш колдун воспылал вдруг ко мне горячей любовью. Какой хитрый и умный враг. Или друг?

Нишай глубоко вздохнул, словно почуяв, о чём я думаю.

Я ощутил, как где-то глубоко дрогнули вселенские токи и закачались невидимые весы.

Мир поплыл перед глазами. Один долгий миг я ощущал себя на гигантской чаше весов. А потом иллюзия рассеялась также неожиданно, как и возникла. И солнце повисло на полдень.

Время моего предназначения приближалось. Вот только уже непонятно было, за какого отца я должен мстить? За правителя Юри? Или за того, которого сегодня убью? Сам себе?

Неужели те, кто послал меня сюда, решили, что я могу пощадить императора?

Здесь — среди драконов, крылатых волков и людей — не хватало чего-то очень серьёзного. Доброй воли? Бескорыстия? Способности идти в бой за други своя, а не за обладание куском каменистой земли?

Но щадить убийцу…

Нишай ещё раз вздохнул.

— Я… — начал он. — Прости меня, Кай. Я должен был рассказать тебе о своих подозрениях раньше. Я хотел плюнуть в лицо императору! Предъявить ему настоящего наследника. Теперь я не знаю, что делать дальше.

— Зато я знаю, — пришлось хлопнуть его по плечу. Раскисать сейчас было не время. — Запомни: неважно, кто из наследников настоящий. Важно — сумеем ли мы защитить долину Эрлу, тех людей, что пришли с нами, народ волков, эту несчастную Белую гору, что накопила ещё так мало сути. Ей тоже надо жить и расти. Мы бьёмся здесь, чтобы сохранить наш мир. Чтобы защитить не рождённых ещё детей и всех, кто нам доверился.

— Ты… — Нишай вздохнул. — Ты и в самом деле готов биться с Нордаем? Зная, что он, как минимум, одной с тобой силы?

— Да ну на фиг — одной, — рассмеялся я. — От тела не так уж много зависит. Есть ещё дух. И при одинаковых вводных побеждает тот, кто сильнее верит в справедливость своей битвы. Так что — я-то буду