В Песне XIII «Чистилища» Данте оказывается на второй горной террасе перед душами завистников. Они прижаты друг к другу, все во власяницах цвета скалы, на которую они опираются, умоляя святых угодников и Богородицу о защите. Вергилий призывает Данте посмотреть на них вблизи, и Данте видит, что их веки по краям зашиты железной нитью и из проколов иглы льются слезы. Тут поэт делает нечто замечательное, преисполненное сострадания и современности: «Приближаясь, я боялся их оскорбить, / Пройдя невидимым и видя их, / И вопросительно взглянул на учителя». То есть он переводит взгляд на Вергилия, и вовсе не оттого, что муки грешников его ужасают, а чтобы не оскорблять эти души своим взглядом, на который они не могут ответить. Он как будто говорит, что лежачих не бьют и в безоружных не стреляют.

Согласно заявлению одного из представителей команды Принса, сделанному журналу мод Notorious[86], певец запрещал своим подчиненным смотреть на него. «Я своими глазами видел, как он уволил одного типа, – сказал помощник, пожелавший остаться неизвестным, – из-за того, что тот на него посмотрел. Чего он на меня пялится? Скажите ему, пусть проваливает». Американцы по такому случаю даже придумали специальный термин – eye contact[87]. Тому невезучему типу он стоил рабочего места, но попробуйте поднять глаза на своего соседа в каком-нибудь злачном заведении Бронкса. «Что же нужно было такого натворить, чтобы дойти до ручки?» «Eye contact».

Француженка Бальдин Сен-Жирон[88], философ, написала книгу, опубликованную в Италии в 2010 г., под названием «Эстетический акт. Эссе в пятидесяти вопросах», в которой она вводит довольно смелое философское понятие «акта» в эстетике. Использование этого слова – «акт» – полностью опровергает концепцию, согласно которой «смотреть» – синоним пассивности в противоположность понятию «делать». Эстетический акт, говорит Бальдин Сен-Жирон, – это «вмешательство»; взгляды – суть тело. Пассивностью тут и не пахнет.

Каждый день нас окидывают взглядами сотни людей. Мы тоже окидываем взглядом сотни людей. В большинстве случаев на это никто не обращает внимания: мы не замечаем, что на нас смотрят, и другие не видят, что мы смотрим на них. Поэтому ничего не происходит, и эти взгляды не влекут за собой никаких последствий, – но нет никаких оснований считать их менее действенными, нежели те, на которые я ссылался выше. Более того: так ли мы уверены, что взгляды, на которые не отвечают, непродуктивны? Есть люди, которые влюбляются, глядя ежедневно через окно на проходящего мимо одного и того же человека. Есть люди, отдающие свое сердце ведущему или ведущей в телевизионном ящике. Мы должны согласиться, что не существует более важных или менее важных взглядов: все они перемешиваются в ту минуту, когда мы бросаем взгляд, и только стечение обстоятельств, сиречь случай, определяет последствия.

Речь почти всегда идет о последствиях исключительно эмоциональных. Возьмем хозяина бензоколонки. Допустим, он не стал бы отворачиваться так демонстративно, а напротив, вперился бы взглядом в мои пальцы, набирающие ПИН-код; или даже просто смотрит мне прямо в лицо вместо того, чтобы ласкать взглядом полевую травку; меня бы это покоробило точно, и моя реакция, подавленная или не совсем, была бы схожа с реакцией Принса: чего он на меня уставился? Даже если бы я тогда не поверил, что он пытается запомнить мой ПИН-код, все равно я бы почувствовал себя оскорбленным. Это доказывает, что взгляды – одно из самых мощных оружий, производящее эмоциональные взрывы, даже когда они не преследуют цели взорвать. Кто не чувствовал себя униженным, когда человек, с которым вы разговариваете, вдруг искоса посматривает на часы? Что делает взгляды более или менее приемлемыми – это качество внимания, которое они выражают. Вот, например, на обочине дороги стоит машина и возле нее топчется какой-то тип: мы проносимся мимо на скорости сто тридцать и на лету замечаем, что он мочится. Вполне вероятно, что это серьезный, порядочный, уважаемый человек в совершенно здравом рассудке: тем не менее в схватке с неудержимым зовом природы он был вынужден совершить – скажем так – этот социально неприемлемый акт. «К черту, – должно быть, подумал он, – всяко лучше, чем надуть в штаны». Но ни за что на свете он бы не сделал того, на что решился, видя, что мы подъезжаем, и понимая, что мы его видим. Он поворачивается к нам спиной, то есть сводит на нет свое внимание к нам и тем самым отменяет разрушительное столкновение с нашими взглядами. На самом деле стоит он к нам передом или задом, мало что значит, поскольку мы вряд ли знакомы, но для него значит много. Самое главное – это не то, что он мочится на оживленной дороге, а то, что мы это видим. Если бы он не мог повернуться к нам спиной, самым главным было бы то, что он бы увидел и нас, и то, что мы его видим. Пассивность? Ничуть!

«Я – то, что я вижу», – сказал Александр Голлан[89]: поскольку он художник, то естественно, что его творческая индивидуальность устремляется в направлении, исхоженном его взглядами; но с равным успехом Кейт Мосс тоже могла бы найти свою индивидуальность, поменяв полосу движения и утверждая: «Я – то, что другие видят во мне». Инструментом, которым пользуется человек, остается по-прежнему взгляд. Напротив, электронный глаз автоматических приборов – невинных по определению – стал идеальным накопителем самых чудовищных преступлений. Первоклассный бомбардир американского воздушного флота Томас Фереби молился, чтобы его глаза подсказали ему тот миг, когда нужно сбросить атомную бомбу на Хиросиму с бомбардировщика «Энола Гэй»; те же глаза вскоре увидели выросший от взрыва чудовищный ядерный гриб. Это означает, что он вмешался. Нынче американцы используют беспилотные бомбардировщики, так называемые дроны, которые сбрасывают бомбы по команде управляющего ими алгоритма. Не было прямого взгляда, значит, никто не замешан и потому никто не виновен.

И потом, есть еще созерцание, эстетический акт – креативный и мистифицирующий. Вот, например, Мирайдзин наконец уснула, и я созерцаю ее, а не эсэмэску: девочка, обычная спящая девочка, но мой взгляд превращает ее в самое прекрасное, что есть на свете.

Волки не убивают невезучих оленей (2016)

Первый удар – мимо: Дракон представляет ему нового игрока (Близард, это Ханмокку; Ханмокку, это Близард; очень приятно; очень приятно), и Марко Каррера