Шрифт:
Закладка:
– Так вот, повторяю, – произносит он, плотно прикрыв дверь, – я не верю в некоторые вещи, но если бы в этом мире существовала возможность приносить счастье или несчастье, никто бы не смог ее одолеть. Она рядом со мной и меня защищает. Поэтому, может быть, лучше тебе вернуться домой. Не хочу тебя осрамить, испортить, так сказать, репутацию.
Улыбается. Они с Неназываемым ровесники. Они были друзьями неразлейвода, еще когда Марко называли Колибри. Они вместе участвовали в лыжных соревнованиях, слушали прекраснейшую музыку бесконечными послеобеденными часами в те годы, когда каждую неделю появлялся очередной шедевр. Вместе начали играть в азартные игры – скачки, рулетку, кости, покер. Вместе объездили казино и публичные дома пол-Европы. Есть какая-то удаль в их общих воспоминаниях.
– Не шути с огнем, – просит Неназываемый. – Возвращайся домой.
Потом произошли перемены, внезапно, и каждый теперь сострадает другому. Но Неназываемый стар, одинок и одной ногой в могиле, тогда как Марко Каррера с виду годится ему в сыновья, он в отличной форме, и у него еще есть будущее, потому что с ним Мирайдзин. Внезапно Марко становится понятен замысел, приведший его сюда: интуитивная догадка Каррадори подарить ему гамак, беспардонность, с какой он использовал его в своих целях, в пику любящему дедушке, каким он пытается быть и каким его все считают, – все это было нацелено на 29 февраля, день, который не существует. И вся любовь, разбросанная по миру, и все время, потраченное зря, и вся испытанная боль – все это была сила, мощь, судьба – и все это вело сюда.
– Волки не убивают невезучих оленей, Дуччо, – говорит он. – Они убивают только слабых.
Третье письмо о колибри (2018)
Марко Каррере
Площадь Савонаролы, 12
50132 Флоренция
Италия
Париж, 19 декабря 2018 г.
Марко!
Читаю сейчас книгу о Фабрицио Де Андрй. Написала ее Дори Гецци в соавторстве с двумя профессорами, лингвистами. Удивительная книга, прочитала сейчас отрывок, в котором оба лингвиста объясняют значение слова «эмменалгия»:
«Происходит от греческого глагола «emmйno», означающего «остаюсь несгибаемым», «упорно держусь» или «неутомимо продолжаю». Безотрадное чувство терзания, связанное с решимостью идти до конца несмотря ни на что. Но это коварный глагол. Потому что «emmйno» означает также «увильнуть от закона, от решения других». Это судьба всех человеческих существ – и не только их: ведь даже Бог подчиняется закону свободной воли – в их единоборстве с границами времени, которые их определяют. Это слово – и яд, и средство для лечения будущей раны, когда будущего у нас уже нет; поэтому в известном смысле оно бесполезно. Потому что в действительности, даже если оно исцеляет одну какую-то рану, настоящая необоримая надежда каждого человека, когда он честен с собой, заключается в том, чтобы раны не было вовсе».
Но, Марко, послушай, ты и есть этот глагол. Ты, как никто, можешь неутомимо продолжать и, как никто, умеешь избегать перемен, в точности как этот коварный глагол, о котором говорят оба лингвиста: остаешься несгибаемым, идешь до конца, но также умеешь увильнуть от закона и от решений, принятых другими людьми.
И я внезапно поняла (поэтому и пишу внезапно, хотя прекрасно знаю, что ты не ответишь), что ты действительно колибри. Вне сомнений. Меня вдруг осенило: ты действительно колибри. Но не по тем причинам, по которым тебе придумали эту кличку: ты колибри, поскольку отдаешь всю свою энергию и силы на то, чтобы оставаться неподвижным. Семьдесят взмахов крылышками в секунду, чтобы зависнуть на месте. В этом тебе нет равных. Ты умеешь остановиться во времени и пространстве, умеешь остановить время и пространство вокруг себя и порой даже можешь обогнать времена в поисках утраченного времени, точно как колибри, умеющий летать назад. Вот почему так замечательно находиться рядом с тобой.
И тем не менее то, что у тебя выходит естественно, другим дается с большим трудом.
И тем не менее стремление к переменам, даже когда, вероятно, они не приведут к лучшему, является частью человеческих инстинктов, которым ты обделен.
И тем не менее самое главное – стоять всегда на месте и не двигаться, прилагая для этого огромные усилия, и это не средство для лечения раны, это и есть сама рана. Вот почему находиться рядом с тобой невозможно.
Я прожила всю жизнь, задаваясь вопросом, почему тебе не удалось то, что долгое время казалось твоим самым заветным желанием: шаг, после которого мы были бы вместе. Я спрашивала себя, что в тебе такого, что тянет тебя назад, когда мы оказываемся рядом (такое за последние годы случалось не раз), отталкивая внезапно от того, что еще минуту назад тебя неудержимо привлекало. Сегодня я внезапно поняла, что на самом деле все было наоборот: это я не могла остаться с тобой. Чтобы оставаться с тобой, надо оставаться в неподвижности, а я от рождения на это не способна. Результат в обоих случаях одинаковый, мы не достались друг другу, при всех значениях, которые можно придать этому факту; но эта новая точка зрения наполняет меня грустью, тоже новой и беспощадной, поскольку я понимаю, что все зависело от меня.
Прийти к пониманию этого столь поздно тоже безжалостно, но лучше поздно, чем никогда.
Марко, у меня за окнами взрывы, крики, сирены «Скорой помощи». Сегодня суббота, а по субботам здесь конец света, но это стало нормой. «Желтые жилеты»[90], которые все громят, стали нормой. Обходиться без тебя тоже стало нормой.
Счастливого Рождества.
Луиза.
Как обстоят дела (2016)
– Алло?
– Здравствуйте, доктор Каррадори, это Марко Каррера.
– Здравствуйте. Как поживаете?
– Я – хорошо. Вы как?
– Я тоже хорошо, спасибо.
– Не отвлекаю? Где я вас поймал?
– Вы меня ничуть не отвлекаете. Я сейчас в Риме. Хожу на курсы усовершенствования, перед тем как снова отправиться в Бразилию.
– В Бразилию? Зачем?
– А, понятно. Здесь в Италии никто и не слышал, что четыре месяца назад в Бразилии произошла одна из крупнейших экологических катастроф в истории. Название Бенто-Родригес вам ничего не говорит?
– Нет.
– Это поселение в штате Минас-Джерайс. Хотя точнее было бы сказать бывшее поселение.
– Что с ним случилось?
– Погребено под токсичной грязью, отходами производства окиси железа. Дамба хвостохранилища[91] прорвалась, и все это хлынуло. Уже почти четыре месяца назад.
– Много погибших?
– Не очень. Семнадцать человек. Но проблема в том, что загрязнена территория, равная половине Италии, а