В течение последующих нескольких лет Данни и Тео доставляли в Американское представительство свои сообщения.

9 ноября Бенедит вернулся в Марсель. В городе царила суматоха, связанная со предстоящим вступлением немцев и высадкой на севере Африки союзных войск. Многие посольства и работники благотворительных организаций выехали из города. К своему удивлению, в почтовом ящике организации на бульваре Гарибальди Бенедит обнаружил уведомление с просьбой забрать арестованные 2-го июня пишущие машинки, бумаги и деньги, что он не преминул и сделать.

Его появление не ускользнуло от внимания властей. Немедленно последовал ордер на арест, но интересующий полицию субъект исчез.

Двадцать пятого декабря 1942 года деятельность Данни Бенедита закончилась и началась подпольная работа Марселя Корбле, книготорговца, рожденного 25 декабря 1911 года в Амьене. Данни (или теперь правильнее сказать, Марсель) перевез семью в малонаселенную местность и организовал небольшое предприятие по добыче и продаже древесного угля. Тем самым он создал легальную и финансовую базу для существования не только своей семьи, но и некоторых прежних клиентов, включая и испанских беженцев.

Поль Шмирер, превратившийся в Поля-Анри Лежендра, и Анна Грусс еще некоторое время распределяли среди скрывающихся беженцев деньги, талоны на питание, медикаменты благодаря финансовой поддержке нового Комитета из Нью-Йорка. Из полученных средств также оплачивались проводники через швейцарскую границу.

Возвращение домой

Второго ноября 1941 года Фрай ступил на американскую землю.

Спустя некоторое время его пригласили в качестве почетного гостя на благотворительный вечер, на котором ожидалось выступление Элеоноры Рузвельт. Узнав, что она отменила свое посещение, Фрай пошутил: «Возможно, ее предупредили в Государственном департаменте о моем присутствии».

Не отличался особым весельем и прием в его честь. Многие сотрудники Чрезвычайного комитета Спасения встретили Фрая откровенно прохладно. Он уже, по-видимому, и не надеялся услышать слова благодарности, но и такой неприветливости не ожидал.

Герта Паули оставила такое воспоминание:

В 1942 я повстречала его на приеме. Он выглядел также, как и при нашей первой встрече, разве что оделся по-другому: вместо рубашки и брюк – фланелевый, серого цвета костюм; но на сей раз он был одним из многих, и ничто на… лице не выражало того факта, что прием-то устроен в его честь. Сдержанность, лишенная прежней таинственности, казалась следствием робости. Мы подняли за него бокалы в тишине, поскольку не нашли слов. Все происходило так, будто он находился вне нас, вне собравшейся толпы, а где-то вдалеке. Часть его существа, как и нашего, все еще пребывала в Марселе. И также как нам не удалось навсегда избавиться от того памятного времени, когда он вырвал нас из лап смерти, так и ему не довелось найти свой путь, чтобы вернуться из удивительного приключения к повседневной жизни.

Вариан пытался участвовать в работе Комитета, одновременно пробуя как-то повлиять на отношение Государственного департамента к оставшимся в Марселе членам его группы. Он рассылал письма, вырезки, разного рода отчеты о деятельности Центра. И все впустую, его не «замечали».

Со вступлением Америки во Вторую мировую войну Кингдон посчитал задачу ЧКС выполненной и предложил его распустить. Старания Фрая и его сторонников в Комитете сохранить организацию, которая, по их мнению, могла успешно продолжать деятельность по спасению беженцев, увенчалась успехом лишь частично. ЧКС объединили с Международной Ассоциацией помощи в одну организацию – Международный Комитет по спасению и оказанию помощи[70]. Кингдон остался главой объединенной организации – остались и напряженные отношения с Фраем

Последовал запрет на выступления и другую деятельность от имени Комитета. Кроме того, Фрая предупредили, что Государственный департамент откажется выдавать визы его клиентам. Сражаться с правительством глава нового комитета отказался и самым решительным образом не рекомендовал подобной инициативы и своему бывшему посланнику. Вариан не мог успокоиться. Ему, отдавшему столько сил, энергии, изворотливости делу спасения обездоленных людей, ныне приходилось испытывать унижение от собственного руководства и правительства. «Должен ли я предположить из Вашего письма, – писал Фрай Кингдону – что мне больше нельзя работать на пользу Комитета или сотрудничать в отдельных случаях?». Нежелание немедленно подчиниться объяснимо. Все его естество призывало сражаться, тем более, что надо было довести до конца дела нескольких застрявших в Марселе и Португалии беженцев. И он продолжал рассылать разного рода письма и просьбы от имени своих клиентов. Встретившись с сопротивлением Фрая, его отправили в одномесячный отпуск. Кингдон и слышать не хотел, чтобы его бывший протеже имел какое-то отношение к Комитету.

Второго февраля 1942 года Фрай в последний раз наносит «укол», сообщая непосредственно Кингдону о полученной им информации: 60 клиентов Центра и Унитарной службы помощи покинули Пиренейский полуостров на борту корабля Наясса и находятся по дороге на Кубу, в Мексику и в США.

Письмо от 13 февраля 1942 года известило Фрая, что он окончательно и официально отстранен от работы.

Выражая в целом восхищение великолепными результатами, достигнутыми в Марселе, Кингдон в заключение написал: «К сожалению, Ваше поведение с момента возвращения в страну послужило основанием для прекращения Вашего участия в работе Комитета».

Вместе с письмом Кингдон вернул вырезки из газет, присланые Варианом (надо полагать, с критическими замечаниями), об американской визовой политике, обращении с прибывшими беженцами, и пр. Тем самым, он дал понять, откуда проистекали неприятности Фрая. Отлучение было задействовано по указке Государственного департамента, которому не нравилось независимое поведение Вариана как во Франции, так и после возвращения.

Высокая же оценка, данная в первой половине письма, думается, отражает личное и истинное мнение Кингдона. Во всей имеющейся в архиве переписке Кингдон неоднократно выказывал уважение к Вариану и его достижениям.

Что до официального признания заслуг, то слова, сказанные тогда Варианом, во многом справедливы и сегодня:

… человеку, реалистично смотрящему на вещи, не следует ожидать благодарности в этом мире. На самом деле, почему Кингдон должен испытывать благодарность ко мне? Это скорее прерогатива беженцев и фактически многие из них так и поступают; у меня, с тех пор как я вернулся, полно тому доказательств. А Кингдон, думаю, не терпел нарушения субординации. Более того, думаю, он завидовал моей репутации, которую я заслужил в определенных эмигрантских кругах.

С созданием нового комитета Фрай оказался совсем не у дел. Во всяком случае, не у тех, к которым привык. После бурной, полной опасности деятельности в Марселе, отчетливо осознавая, что творится в Европе, относительное безразличие общественности и правительства страны к происходящему на другом конце света, психологически давили на него. Из переписки Фрая с представителями Унитарной церкви известно,