из последних вариантов гипотезы об изоморфизме социальных и языковых структур, состоит, на наш взгляд, не в том, что ее авторы учитывают влияние языка на социальные процессы, а в том, что они не видят принципиального различия между определяющим воздействием социальных факторов на язык и влиянием языковых факторов на социальные процессы, считая эти взаимодействующие силы равнозначными.

Как уже отмечалось выше, значительное воздействие на американскую социолингвистику оказали различные направления позитивистской социологии, среди которых заметное место занимает так называемое «символико-интеракционистское направление», восходящее к трудам известного американского социолога Дж. Мида[532].

Для работ представителей этого направления наиболее характерна концепция, согласно которой сущностью социальной связи считается некий символ, обладающий определенной всеобщностью для взаимодействующих индивидов и групп. Тем самым становится понятной та ведущая роль, которую примыкающие к этому направлению социологи отводят языку как важнейшей знаковой системе, обеспечивающей социальное взаимодействие, как системе категоризации явлений внешней среды и внутреннего мира человека и как основному средству социализации, т.е. включения индивида в социальную среду.

Отношение американских социолингвистов к символико-интеракционистской социологии носит двойственный характер. Работы представителей этого направления порой подвергаются критике в американской социолингвистической литературе, главным образом, за недостаточно компетентный анализ языкового материала[533]. При этом, однако, основные философские принципы символико-интеракционистского направления не ставятся под сомнение. Серьезный критический анализ методологической платформы этого направления мы находим в советской социологической литературе[534], где, в частности, отмечалось влияние бихевиористских идей на теоретические воззрения Дж. Мида и его последователей, указывалось, что эти ученые фактически сводят социальное взаимодействие к семантическим отношениям (знак и означаемое), а социализацию личности – к выучиванию используемых данным обществом знаковых систем. Кроме того, обращалось внимание и на то, что деятельность в символико-интеракционистской теории идеалистически понимается как активность индивидуального сознания, тогда как материально-производственная деятельность человека вовсе не принимается в расчет.

В то же время многие идеи символико-интеракционистского направления и, в частности, разработанные на основе этих идей теория малых групп и теория социальных ролей оказывают значительное влияние на работы американских социолингвистов и активно используются ими в их исследовательской практике.

Остановимся, прежде всего, на теории малых групп, весьма характерной не только для символико-интеракционистского направления в социологии, но и для ряда других социологических течений, ориентирующихся на микросоциологический подход к социальным явлениям. Напомним, что под малыми группами в социологии имеются в виду находящиеся между индивидом и организацией относительно самостоятельные образования, состоящие из двух или более индивидов, входящих друг с другом в целевые контакты и придающих этим контактам особое значение (например, семья, группа сверстников, производственная бригада, компания охотников, экипаж самолета и др.). Известно, что микросоциология возникла еще в 30-е годы как одно из направлений буржуазной социологии под влиянием неопозитивистских идей, определивших интерес представителей этого течения к изучению социального микромира, перенос естественнонаучной терминологии и понятийного аппарата на область социальных отношений. Для этого течения характерно стремление перенести данные, полученные в результате наблюдения над малыми группами, на большие социальные группы и даже на общество в целом[535].

Среди работ американских социолингвистов, ориентирующихся на микросоциологию языка, особо выделяются исследования Дж. Гамперца[536].

Дж. Гамперц подвергает вполне обоснованной критике попытки некоторых американских социолингвистов видеть в престижной имитации чуть ли не единственную причину социальной дифференциации языка и социально обусловленных языковых изменений. Однако выход из положения ученый видит в отказе от таких «трудно определяемых понятий», как «класс». Предлагаемая им схема анализа обнаруживает явную микросоциологическую ориентацию и использует малую группу в качестве основной операционной единицы[537].

Следует, однако, отметить, что в результате предпринятых Гамперцем конкретных социолингвистических исследований ему удалось выявить немало интересных закономерностей, характеризующих речевую деятельность малых социальных групп в условиях билингвизма и диглоссии. Заслуживают внимания, в частности, его наблюдения относительно двух видов вариативности речевого поведения – межличностного, определяемого различиями между социально-территориальными диалектами, и внутриличностного, определяемого социальной ситуацией. Особый интерес представляют полученные им данные относительно перехода от одной языковой системы к другой («переключения кода») в результате изменения социальной ситуации.

Нет никаких сомнений в том, что малые группы и их речевая деятельность являются вполне правомерным объектом социолингвистического анализа. На это обратил внимание еще в 30-е годы Е.Д. Поливанов, писавший, что внутри этих групп обнаруживаются еще более тесные «кооперативные связи» (т.е. связи социального взаимодействия), чем в больших коллективах, и что эти связи определяют высокую степень тождества ассоциативных систем языка[538].

В то же время следует подчеркнуть, что анализ такого рода может оказаться эффективным лишь в том случае, если он опирается на широкий социальный контекст и если малые группы рассматриваются не изолированно, а на фоне общества в целом с привлечением макросоциологического материала. На это, в частности, указывал Е.Д. Поливанов, считавший, что тесные «кооперативные» связи внутри отдельных групп можно обнаружить лишь на фоне известных кооперативных связей крупного коллектива. Поэтому никак нельзя согласиться с Дж. Гамперцем, когда он предлагает микросоциологический подход в качестве альтернативы макросоциологическому подходу. Дело в том, что малые группы не существуют в вакууме. Исключение из рассмотрения широкого социального контекста не может не обеднять социолингвистический анализ, значительно ограничивая объяснительную силу используемых моделей.

Микросоциологическая установка многих социолингвистических работ в США находится в прямой связи с укоренившимся в буржуазной социологии, в частности в символико-интеракционистском направлении, представлением о малых группах как о «микрокосмах больших обществ». Взгляд на малую группу как на уникальную модель большого общества отрицательно сказывается не только на социологическом анализе малых групп[539], но и на их социолингвистическом анализе.

Поэтому неудивительно, что в своей исследовательской практике американские социолингвисты порой оказываются вынужденными отступать от декларируемых ими методологических принципов. Так, например, тот же Гамперц, вводя разграничение между «открытыми и замкнутыми цепочками» (open and closed networks) малых групп, фактически исходит из макросоциологического признака: группы, входящие в «открытые цепочки», отличаются от групп, входящих в «замкнутые цепочки», наличием более или менее регулярных контактов за пределами исследуемого речевого коллектива. При этом такого рода контакты сказываются на их речевом поведении. Более того, из проведенного Гамперцем анализа следует, что связь той или иной малой группы с внешним миром является в исследуемом им коллективе признаком, тесно связанным с классовой структурой и по существу производным от него. Так, в поселке Хемнесбергет (северная Норвегия) в замкнутые группы входили главным образом информанты из числа фермеров, рабочих и ремесленников, тогда как в открытые группы входят преимущественно студенты, местная административная элита и другие. Показательно, что, анализируя речевое поведение информантов в небольших населенных пунктах Норвегии и Индии, Гамперц не может обойтись без исходных данных о социально-классовой