А сердце вообще было готово разорваться. Его прострелило болью от осознания и сожаления. Я так и замерла с протянутой к ивовым кругам рукой.

Когда умерла мама и пришлось покинуть дворец, меня начали мучить дикие кошмары. А наяву начали появляться призраки. Порой я не могла понять, где кончалось бодрствование, а где начинался сон.

Однажды, вернувшись с прогулки, я заметила над кроватью ловца снов. Он очень красиво переливался оттенками синего. Осколки халцедона, азурита и гагата. Камни были подобраны со знанием дела. Минералы, изгоняющие злых духов, прогоняющие бессонницу и улучшающие сновидение. А паутинка в середине была до того мелкой и искусной, что казалась сплошным серебряным диском.

Это была первая ночь без кошмаров. Но амулет наутро оказался разрушенным.

Я долго задавалась вопросом, кто же повесил этого ловца, а затем и последующие. Но как бы я ни ухищрялась, обнаружить дарителя мне не удавалось. А ловцы между тем исправно появлялись, каждого нового хватало чуть дольше предыдущего. Но поначалу они держались не более двух дней.

И вот сейчас я получила ответ на свой вопрос. И слезы все никак не прекращали течь. Дарион. Разумеется. Кто может ходить незамеченным? Только тот, кто умеет перемещаться теневой тропой. И как эта мысль не приходила мне в голову ранее?

Всхлип вырвался сам собой. Почему он не пришел навестить меня сам? Почему ничего не сказал?

На дне сундука я заприметила ярко-синие камушки. И вытащила тот первый сломанный ловец. Я изо всех сил зажмурилась.

Почему он, аванк его задери, ничего не сказал?! Я была так на него обижена. И мне так не хватало, помимо умершей мамы, еще и его!

Орсо был далеко и первые несколько недель никак не мог выбраться из той глуши. Отец, как всегда, был в столице. Я чувствовала себя такой одинокой. Брошенной и никому не нужной. Единственное, за что я цеплялась, – неизменно появляющиеся над моей кроватью ловцы снов. Мне казалось, что раз они появляются, значит, кто-то обо мне беспокоится. И кто-то, не считая ушедшей мамы и далекого друга, меня любит.

Почему он ничего не сказал?! Слезы лились градом, и остановить их я никак не могла. Мне срочно потребовался платок.

Я со злостью захлопнула сундук и достала выпавший из вереска камешек. Резко вставила его в паз и сплавила все воедино. Слезы капали на раскаленный металл и зло шипели. Руки тряслись, поэтому конечное напыление вышло неидеальным, но времени переделывать не было. Склянки в артефакторскую коробочку я убирала непозволительно медленно, они постоянно стукались друг о друга. Успокоиться никак не выходило. Я утерла слезы и тут же услышала шум.

Дверь резко распахнулась, и в покои ворвались стражники во главе с лордом Корбином. Он, как обычно, хмурый, подошел к ночному столику, кинул граненый сапфир в кувшин с водой. Камень потемнел.

И я сразу же перестала плакать. Потому как сапфир – камень, способный распознать яды. А если сапфир потемнел…

– Леди Адрия, вы арестованы. Вы обвиняетесь в покушении на короля.

А я сидела на полу и смотрела на упавший с двери листок. Неаккуратно нарисованная корона с множеством отметин от метательных ножей. Вот что висело на двери под рисунком с изображением тарелки с овсяной кашей.

Меня все-таки отвели в столь любимую лордом Корбином темницу. Не самую старую и страшную камеру, но все же в темницу. С маленьким решетчатым окном, которое в ночное время не давало никакого света. Признаться, я не была уверена, что оно дарило хоть какие-то крохи света и в солнечные дни. Единственный свет, который имелся в камере, – это отблеск горящих в коридоре факелов. И эти же факелы были единственным источником тепла. В тонком бальном платье это чувствовалось особенно остро.

Воспользоваться стихией не было никакой возможности – решетки на двери и окне были с напылением ногата, который не допускал и шанса на призвание сил. Ни одеяла, ни тем более согревающих артефактов здесь не было. Изо рта шел пар. С потолка капала конденсированная вода. Раздражающе размеренно. И в углу шебуршали крысы. А может, и мыши. Черт их разберет. Особенно в такой темени.

Лорд Корбин в бессильной злости покинул камеру допроса. Помимо фраз «к яду не имею никакого отношения» и «буду разговаривать только с Дарионом», он не услышал от меня ничего содержательного. И вот уже полчаса я сидела в камере совершенно одна, ждала прихода короля и размышляла, что же пошло не так.

Да, наш план с Орсо не был идеальным. Дарион мог внезапно вернуться в комнату. В нее могли зайти служанки. Но в нашем плане не было пункта «выведение стражников из строя»! И в нем уж точно не было задачи отравить воду короля! И как вообще стражи узнали, что в воде яд? Лорд Корбин целенаправленно шел к кувшину, и граненый сапфир он взял не просто так.

Значит, им кто-то сообщил. Но кто мог сообщить о предстоящем отравлении короля и к кому бы этот самый король прислушался? К тому, кто имел политический вес и отчего-то был уверен в предстоящем покушении. А как он мог быть уверен в том, что еще не произошло? Никак, если только не узнал от первоисточника. Или не был этим самым первоисточником.

Вырисовывающаяся картина мне совершенно не нравилась. Особенно не нравилось то, что на этой картине была я сама. В тонком бальном платье, в темнице. С обвинением в покушении на жизнь короля. Смешно, право слово! Я? Убить Дариона? Орсо долго будет смеяться, как узнает. А потом, может, придумает, как меня вытащить. Потому что если не придумает, я в скором времени замерзну тут насмерть. И никакой убийца, делающий из девушек ледяные статуи, мне не понадобится.

Вдали раздались шаги, на стене замерцала человеческая тень. Решетка с лязганьем отворилась, и в камеру зашел Дарион. На лице его не было ни единой эмоции. Он уселся за стол, один из немногих предметов интерьера в этой клетке, и положил на него папку с бумагами.

– Вам должны были объяснить выдвигаемые обвинения. И рассказать об их последствиях.

Мне прекрасно и без напоминаний было известно, что за покушение на короля наказание одно. Смертная казнь.

– Обычно король не встречается с обвиняемыми по таким делам. Но ваш статус позволяет сделать эту встречу осуществимой.

О, так теперь он только король? Который говорит о себе в третьем лице. У нас снова формальное общение. И что мы сделаем дальше? Будем делать вид, что ангред мы не танцевали и его губы не касались моей шеи? И что соблазнить друг друга во время танца мы не пытались?

– Я ничего не делала с водой, – сказала я.

Дарион ничего не стал на это отвечать. Он заглянул в бумаги, пролистал пару листов и спросил:

– Что вы делали в королевских покоях?

И что ответить? Что незаконно туда проникла, чтобы починить артефакт?

– Пыталась исправить то, что когда-то сделала неправильно.

Дарион, к моему удивлению, принял такой ответ, сделал пометку в бумагах и задал следующий вопрос: