Тогда Ник выпустил нориус, и это действие будто цепями сковало меня. Его тьма обвила руки и плечи девушки и вытащила ее целиком из постели. Мирта закричала, извиваясь и пытаясь скрыться от света, но крик оборвался диким кашлем с черным дымом, она обмякла и потеряла волю к сопротивлению.

– Так быстро прогрессирует, – задумчиво протянул Томар. – Я надеялся, у нас есть как минимум месяц. Но счет идет на дни.

Напряженный взгляд Ника – вот ответ. Он опустил девушку поверх одеяла, а сам присел рядом. Положив на нее руки, мужчина еще раз выпустил нориус, который влез в нее, чтобы вытащить, как крючком, тонкие нити черного дыма.

Тьма окружила тьму, сплетаясь в большой шар и медленно уплывая через окна на улицу. Назад вернулся только нориус. Он покружил по комнате вокруг Мирты, замер надо мной, а после неторопливо вернулся в хозяина.

Лицо Ника – белое и покрыто испариной. Ему тяжело далась эта процедура, хотя со стороны казалось, что он ничего не делал. Сейчас король нежно гладил руку девушки, и даже издалека были видны совсем крошечные нити нориуса, вползающие в вены Мирты и выползающие сквозь поры. Когда Никлос закончил, к нему подошел Томар, чтобы помочь встать, настолько изможденным выглядел король. Замерший поодаль Богарт догадался выйти в коридор, где разогнал девиц по комнатам. Никто не должен видеть повелителя в таком состоянии.

– Сэл, побудь с ней, пока не проснется. Потом Томар тебя сменит, хорошо? – едва слышно попросил Ник. Колдун осторожно обхватил его за плечи, чтобы удобнее было вести. Не было нужды отвечать, я понимала, насколько все серьезно.

Случившееся не просто трагедия, это настоящая катастрофа для королевства. Равновесие – ключевое событие в жизни каждой драконицы. Столичное празднество – основа союзов аристократов, так как Равновесие включает в себя договорные браки, и все самое важное за год происходит именно весной. Ведь дворцовые невесты – будущие жены глав родов и матери грядущих первых лиц государства. Поэтому всем так важно получить приглашение на это событие. Поэтому случившееся – пощечина по драконьим лицам. Страшное оскорбление, как издевка, нанесенная самым прямолинейным способом. Отравить невесту ядом из личной оранжереи короля. Медленным ужасающим способом, да еще таким, чтобы даже всесильный правитель не мог справиться с ним… Это как…

– Попытка переворота… или унижение? – прошептала я негромко.

– Что? Что ты сказала? – Ник остановился у самых дверей, стряхнув руки Томара. Он уставился на меня, будто я сказала нечто новое.

– Слишком демонстративно. Деморализующе, – я облизнула губы, пытаясь найти подходящие слова.

– Это слишком ярко, – продолжала я, собравшись с мыслями. – Вызывающе. Нагло. Но, кем бы они ни были, они не могут победить нориус. Не могут свергнуть вас. А значит, хотят унизить, растоптать уверенность, подавить, заставить следовать своей воле. Будут еще провокации, – догадка была как прозрение. Я точно знала – так и случится. Как и Ник, в напряжении раздумывающий над событиями.

– Ваше Величество, нам надо идти, – осторожно намекнул колдун, когда король слишком долго простоял на одном месте. Очнувшись, он кивнул и без поддержки направился к выходу, сказав только:

– Поразмышляй над этим. Свежий взгляд со стороны, без вовлеченности, то, что надо, – и он улыбнулся углами губ, вызвав ответную улыбку. Я даже почувствовала немного гордости за себя, раз смогла хоть чем-то помочь.

Оставшись наедине с Миртой, я без стеснения прошлась по комнате, порылась в комодах, нашла свежее белье. Мне пришлось разбудить девушку, аккуратно вытащив из-под нее подушки, чтобы заменить наволочки, а затем сменить простыню. Даже мимолетный взгляд на черную слизь вызывал отвращение, и я скомкала ткань, свернула в узел и унесла в ванную, где тотчас замочила в широкой раковине.

Едва я коснулась черноты на ткани, волосы на моих руках встали дыбом, и я ощутила мелкие мурашки. Из пор проступил дымок ариуса, который влез в мокрую ткань, покрывая поверхность раковины молочной пеленой, полностью скрывшей руки. Замерев на месте, я осторожно подняла руки, вызывая мелкие завихрения. И ариус медленно-медленно, как влажный воздух, вернулся ко мне, покрывая кожу липким ознобом.

Ткань же осталась совершенно белой. Будто и не было ничего.

* * *

Мирта долго не приходила в сознание, оставаясь на границе между сном и явью. Тревога кривила ее лицо, она что-то шептала неразборчиво, махала руками, ворочалась, борясь с внутренними демонами, и только через час, наконец, погрузилась в глубокий, спасительный сон. Даже я немного задремала, пока ждала ее пробуждения.

– Зачем ты здесь? – выдернул меня из дремы безучастный голос.

Подняв веки, я натыкаюсь на словно посеревшие от усталости глаза. Ее обескровила эта болезнь. И она знала, что обречена.

– А почему бы мне не быть здесь? – отвечаю я в тон, но слегка хмурюсь. – Тебя небось уже тошнит от приторного сочувствия остальных невест? – она дернула бровью, но не ответила. – А где твоя семья? Где мама и папа? Где братья и сестры? Вас так много, но ты одна?

– Все боятся меня, – и она закашлялась в руку, быстро пряча ее под одеяло, чтобы я не увидела новую порцию слизи. – Кто-то пустил слух, что я заразна, и их всех как ветром сдуло. Даже люди отказываются приходить.

– Серьезно? Король ведь говорил – ты не заразная. Опасно растение, а не ты. Забавно, многие девицы в гостиной изъявили желание остаться во дворце, чтобы ухаживать за тобой. Как же они будут это делать на расстоянии?

И она улыбнулась. Даже более того, улыбка была искренней. Довольной.

– Да пошли они. Но я, конечно, не откажу себе в удовольствии поиздеваться над ними. Особенно над задавакой Кирнан. Она вся такая беленькая, чистенькая, но даже порога комнаты не преступила, издалека желала скорейшего выздоровления, – лицо Мирты искривила злоба. – Лицемеры. Я умираю, а они все мне свою фальшь в физиономию тычут. Я вдруг поняла, что бесит именно это. Не смерть, а равнодушие и даже раздражение, которое от них идет. Будто я не слышу, как они специально под дверями вчера обсуждали, что их заперли из-за меня и, скорее всего, отменят все празднества. Что я виновата в том, что понюхала эти цветы и заболела. Проклятые гадины! – и она горько заплакала.

Я молча слушала ее отчаянную тираду, а когда прорвало плотину, забралась к ней в постель с ногами и прижала страдалицу к груди, гладя ее спутанные, огрубевшие волосы. От девушки неприятно пахло чем-то гнилостным и затхлым, вблизи слышался клекот в груди, и слезы мешались с чернотой, а всхлипывания с надсадным кашлем.

Пытаясь успокоить ее, я