в руках полиэтиленовый пакет. На столешнице, куда была врезана белая фаянсовая раковина (самая дешевая из продающихся в Канаде, Нина все мечтала заменить ее на голубую), аккуратно в рядочек лежали белые бумажные кулечки – пайки кокаина. Украденное у Клода «белое золото», на четверть «обогащенное» обыкновенным сухим молоком, ни вкуса, ни запаха, как и у самого кока. Кульков штук десять – двенадцать. Сколько на этом можно заработать? Майкл не имел ни малейшего представления. Это было неважно – хоть миллион, хоть два цента! Дело не в деньгах, а в оскорблении. В его, Майкла, жилище его, Майкла, биологическая мать прячет наркотик! Этого факта более чем достаточно, чтобы дисквалифицировать его как спортсмена на всю оставшуюся жизнь… Как давно она держит здесь эту мерзость? Где взяла? Как посмела!

Глава 154

От ужаса и неожиданности Элайна выронила мобильный. Из трубки неспешно изливался развязный черный мужской голос с джамайкским акцентом. Странно, Майкл мог исключительно по голосу – и по мужскому, и по женскому – определить, кто говорит, белый человек или черный. И не только Майкл. «Черные» голоса сильнее, утробней, гуще.

Ногой вышвырнул говорящую трубку в коридор, смахнул со столешницы мерзейшие кулечки. Элайна застыла. Соляной столб. Жена Лота… в школе проходили… Вдруг она завопила и кинулась на Майкла с кулаками, толкнула в грудь, да так сильно, что он упал бы, если б не ухватился за скользкие рукава ее же нейлоновой куртки.

Элайна была женщиной. С женщиной Майкл дрался впервые в жизни. Суть борьбы сводилась к тому, что он крепко прижимал к себе беснующееся тело Элайны, безошибочно определяя и вовремя нейтрализуя попытки ее атак. Никогда прежде в таких близких объятьях они не стояли.

Элайне казалось, что она готова Майкла убить. Гад! Сам пьет, а ей даже не предложит, еще смеет ее осуждать за попытку заработать. Майкл сосредоточенно координировал движения. С алкоголем он сегодня перебрал настолько, что мог бы рухнуть, если б они не стояли на четырех точках – две его собственные ноги и две Элайнины. Еще один ее рывок – еще одна атака.

Извернулась и как плюнет Майклу в лицо! Гадина! Он ее отпустить не может, руки-ноги у обоих заняты. Майкл собрал побольше слюны и шваркнул увесистой медузой Элайне между глаз.

Серо-желтая Майклова слюна с высоким содержанием алкоголя сползла с переносицы в ложбинку Элайниного глаза, задержалась, найдя, что растворять, в крашенных дешевой тушью ресницах. Элайна взвыла матом! Французско-английским, русский все-таки был для нее иностранным. Майкл самоуверенно ухмылялся. Она плюнула ответным залпом, Майкл собрался с силами и послал следующую медузу.

Характеры у них были разные – она «стреляла» часто и мелко, не успевая собрать сколько-нибудь значительное количество влаги, полной микробов, ферментов и прочей эксклюзивной информации. Он терпел, но копил. Слюна набегала медленнее, чем злоба…

Все-таки он был сильнее. Элайна, отпущенная из объятий, оплеванная и обобранная в буквальном смысле, покидала свой скарб в свою же собственную драную дорожную сумку – с чем приехала, с тем и уезжает. Дверью хлопнула так, что горевшая над крыльцом лампочка погасла.

Только теперь Элайна спохватилась: Аксель, бедненький, так и бегает на бэкъярде! Она выпустила было пса погулять, как и обычно, вдруг долгожданный звонок. Клиент по рекомендации! Элайна обо всем на свете забыла, ей важно было договориться и забрать из тайника товар, чтобы не привлечь внимания Майкла, как назло, рассевшегося в гостиной. Сделать этого не удалось: Майкл ворвался в уборную и все испортил. Бедняжка Аксель! Майкл, пьяная рожа, может до утра о нем не вспомнить! Может уснуть в тепле на диване в обнимочку с хорошим виски, а Аксель будет мерзнуть на ноябрьском ветру до утра… Так же, как и сама Элайна. Куда Элайне деться? Где оплеванную голову прислонить?

Холодно. Сквозь голубоватые тучи луна рвется, а прорваться не может, только чуть подсветляет грустное небо. Ветра нет, еловые лапы не шелохнутся. Как же устала Элайна от этих елок, торчащих отовсюду! Как надоела Элайне вся эта резкоконтинентальная Альберта!

А раз надоела, незачем здесь и оставаться. Где же, где же денег раздобыть? Так, чтобы на билет до Монреаля хватило…

Глава 155

Ветра нет, еловые лапы не шелохнутся. Пятнистая луна рвется сквозь голубые тучи. Светит, старается, работяга. Ни сна ей, ни отдыха.

Медленно-медленно Лариса шла по парковке к новенькой темно-синей «аудио» с бежевым безупречным нутром. Сегодня, страшно извиняясь, колумбийская миллионерша попросила ее принять кэш. У них какие-то несогласованности произошли на их колумбийской сахарной мельнице, им удобнее заплатить наличными, а не чеком. Лариса приняла и извинения, и деньги. Миллионеры опоздали с платежом на четыре дня! Богатые тоже плачут? Почему надо извиняться, что кэш, а не чек, Лариса не понимала: Ларисе же лучше. Потратит, о налогах не вспомнив, но когда перед ней извиняются, то Лариса делает соответствующее лицо. Обиженно-великодушное.

Взяла толстенный пакет. В пакете должно быть четыре тысячи. Пересчитать негде. Не на катке же? Не в тренерской же гардеробной? Не в машине же на пустой вечерней парковке? Свет включишь, изнутри закроешься, сидишь, как в аквариуме, и деньги считаешь. Дома посчитает, не обманули миллионеры, ни умышленно, ни случайно. И в пересчитывании денег что-то плебейское.

За опоздание с платежом высокочтимому тренеру презент – бусы и серьги из каких-то особо уважаемых латиноамериканских камешков. В упор Ларисе эти камешки не нужны. Лариса носит только бриллианты. Ладно, камешки кому-нибудь подарит, а деньги… На что бы потратить деньги? Усмехнулась, завела новехонький, уже любимый автомобильчик. Мотор проснулся: тихо, неслышно. «Филармоническая тишина!» – подумала было Лариса и вспомнила, что ни разу в жизни не была в филармонии.

Выехала на хайвэй. Домой, спать, завтра в шесть утра подъем – деньги печатать. Вахта!

Нет, все-таки она напишет пару строк израильской подружке. Ирка, сидя в своей Метуле, советует бросить Рабиновича к чертовой матери и сосредоточиться на Клаудио и на печатании денег. Ирка абсолютно права, но не знает главного: Клаудио переменился так, что сказать, что он бросил Лариску, не сказать ничего. Если бы не было в жизни Ларисы золотого дождя, если бы она не зарабатывала так много и так легко, как теперь, она бы захлебнулась в собственных слезах! Но Лариса зарабатывала… У нее появилась новая и полезная для здоровья привычка: перед тем как что-то купить, пересчитывать цену на количество ее тренерских рабочих минут. Ядовито-сиреневая сумка, купленная к темно-зеленым матовым сапожкам, стоила чуть больше двух часов работы. Сами сапожки – и вовсе полчаса. Сто двадцать долларов всего стоили. Стыдно носить, но удобные, черти. Может, начать копить на дом? Съехать от Рабиновича? Или кондо купить? Лариса успешно отводила мысли от запрещенного объекта. Она запретила себе думать о Клаудио! За-пре-ти-ла!

Запретила, но все равно думала. От каждой телефонной трели, от каждого краткого, как жизнь, звяка эсэмэс получала микроинфаркт. Она успевала умереть и воскреснуть, пока откапывала телефон в сумке. Или пока на катке расстегивала карман, задраенный на молнию, чтобы сердце ее – телефон – не выпал…

Он зазвенел! Хрустально и жалобно (сама мелодию выбрала, мазохистка). Лариса резко и почти рискованно свернула на обочину, свободной рукой уже нажимая зеленую кнопочку приема. Она не видела ни номера, ни имени звонящего. Ну, наконец! Это должен быть Клаудио, и никто другой!

Глава 156

– Это я. – Голос Элайны.

Лариса ничем не выдала душевного облома. Протерла очки бархоткой, которая по хорошей привычке всегда под рукой, отпила водички, раз уж стоит ее машина на обочине, руки-ноги свободны. Чтоб еще этакого сделать? Куда бы их, свободные руки-ноги, употребить? Самое правильное, конечно, нажать отбой.

Никакого другого чувства, кроме ярости, Элайна у Ларисы не вызывала. Даже жалости не было ни малейшей. Но прекратить разговор, не выслушав, неразумно и непорядочно. Нельзя прятаться от жизни, ее надо формировать в своих интересах. Клаудио, тот еще карьерист, учил ее этому? Этому. Так в чем причина звонка? Лариса готова к формированию Элайниной жизни в своих интересах.

– Я хочу уехать обратно в Монреаль. Дай, пожалуйста, денег на билет.

– Ты думаешь, я полная дура?

– Я о тебе не думаю. Мне в Монреаль надо.

– Твоей наглости, Элайна, нет предела.

– Ну и что?

Действительно, ну