в Берлин. И через несколько дней я уже был на пароходе, вместе с купцами, которые приезжали предлагать советскому правительству свои товары. Из разговора с этими людьми я почувствовал, что большевиками они были довольны постольку, поскольку могли продавать свои товары, получая деньги: ведь золото не пахнет, будь оно из рук большевиков — воров и разбойников (как они выражались) или от кого-нибудь другого. Эти господа считали, что с большевиками «дело иметь можно». Но все их разговоры меня совершенно не интересовали, — мне нужно было опять приспособиться к обстановке, начать ту роль, которую я играл некогда за границей. Нужно было снова постараться внешне воспринять буржуазный тон, подготовить себя к Италии, куда я направлялся.

Так я доехал пароходом до Штеттина, откуда направился в Берлин. По приезде туда я заехал в гостиницу «Эксельсиор», чтобы привести себя в порядок, приодеться, принять вполне европейский вид и начать хлопотать о визе. Благодаря моей внешности, визу получить мне удалось очень легко. Через несколько дней я уже летел в курьерском поезде к Швейцарии.

Еще в Москве я был осведомлен о том, что дочь французского рабочего, у которого я скрывался и который сделал столько полезного для меня и для нашей работы, заболела и живет в Швейцарии. Я решил здесь на несколько дней остановиться. Мне нужен был секретарь, которому я мог бы доверить всю ту серьезную партийную работу, какая была возложена на меня Профинтерном и ЦК нашей партии. Единственный человек, кому я мог все это доверить, была эта дочь рабочего — учительница, коммунистка, знающая прекрасно несколько европейских языков. Работа моя распространялась не только на Италию, но и на Францию. Через сутки я был уже в Швейцарии, а через несколько часов сидел в одном деревенском домике, где эта женщина находилась на отдыхе у своей бабушки. Не стану описывать ту искреннюю радость, которая овладела ею в связи с моим прибытием. На первое же предложение ехать со мной в Рим она с удовольствием согласилась, хотя хорошо знала, что работа будет серьезная и опасная. И через несколько дней я уже ехал с ней в Рим.

Обратно на подпольную работу за границей

В Риме я возлагал много надежд на свои старые связи и знакомства. Благодаря им, мне казалось, легко будет наладить ту работу, которую мне поручили. Первые мои встречи и совещания были опять с тов. Бомбачи, Дженари, Грамши и Виз… В устройстве дел личного характера мне очень много помог один из депутатов парламента, коммунист. Первое, что нужно было сделать, это поселиться в каком-нибудь частном доме, а не в гостинице, где охранка обыкновенно имеет своих агентов из служащих, которым известно все, что ты делаешь, что читаешь, куда ходишь. В частном доме шпики имеют меньше возможности следить за этим.

Депутат помог мне устроиться в доме одного ответственного редактора большой буржуазной газеты. По некоторым причинам газеты называть не буду. Я занял две комнаты для того, чтобы мой секретарь жил со мной вместе. Так как эта женщина была моим другом, то депутат посоветовал заявить, что она моя жена. Девушка на это быстро согласилась, так как этого требовало дело. Редактору было заявлено, что я финансист и коммерсант, и он иногда не прочь был выпить со мной бутылку хорошего вина, вкусно покушать. А за бутылкой вина от него можно было выведать все политические новости и сплетни. Через него я имел ряд знакомств с буржуазными депутатами и с разными сановниками. 2–3 раза в неделю он предоставлял мне от редакции своей газеты два места — для меня и для моего секретаря — в Большом театре. И было как-то смешно сидеть рядом с журналистами других буржуазных газет, которые думали, что я тоже из их стаи, коллега по продажному перу. Бывало, сидишь в театре и думаешь, насколько русский театр и русский артист стоят выше итальянского. Не даром русский артист пользуется громадным успехом на итальянской сцене. Чем об’яснить, что в стране музыкального народа, где столько талантливых артистов, театр вырождается?.. Только на концертах, где выступали иностранные артисты, можно было отдохнуть и получить полное эстетическое удовольствие. Колоссальный успех имел наш русский известный виолончелист Баржанский.

Партийная работа была очень трудная. Серрати, приехав со II конгресса, начал усиленную кампанию против левого крыла партии, хотя перед от’ездом из Москвы он заявил тов. Зиновьеву:

— Я скорей уеду в Америку, чем буду выступать против Коминтерна.

Но с первых же дней по возвращении начал решительно выступать против коммунистов, кокетничая в то же время с реформистами.

Партия еще не была едина. Но следя за ходом борьбы, можно было определить, что раскол в ней неминуем. Я лично очень боялся этого раскола. Хотя партийная масса и рабочий класс были с коммунистами, все-таки не было надежных лидеров, могущих стать во главе будущей коммунистической партии.

Бомбачи, пользующийся широкой популярностью, — большой романтик, человек настроения, хотя безусловно преданный революции. Когда нужно будет, он станет в первые ряды пролетариата, и с ним первым расправится буржуазия. Но у него нехватает того холодного марксистского анализа, которым владеют наши русские товарищи.

Дженари, несомненно, талантливый марксист, но у него нет инициативы.

Грамши куда глубже других товарищей. Он лучше понял и русскую революцию. Но внешне он не может влиять на массу: во-первых, он не первоклассный оратор, во-вторых, он молод, мал ростом и горбат, что имеет известное значение для аудитории.

Все это, вместе взятое, предвещало, что будущая коммунистическая партия Италии с такими вождями будет иметь меньше влияния, чем Серрати. Серрати — прекрасный оратор, публицист, вдобавок — большой политический «дипломат». Когда это ему политически выгодно, он умеет блестяще доказывать, что белое красно, и обратное. Он ловкий честолюбец, но без революционного темперамента. В решительный момент, когда рабочие могли взять власть в свои руки, он под разными предлогами стал выступать против этого. При таких условиях приходилось совещаться с товарищами и, конечно, занимать ту же позицию, что и итальянские товарищи.

На с’езде в Ливорно мы задались целью сделать все возможное, чтобы не допустить раскола партии; в противном случае решено было уйти и организовать коммунистическую партию. Такого характера были директивы от Коминтерна. Как уже известно, партия раскололась, коммунисты оказались в меньшинстве и в первое время наделали много ошибок. Но сейчас партия укрепилась настолько, что имеет почти 60.000 членов. И эта молодая партия уже успела выдвинуть очень талантливого руководителя Бордига. Все товарищи отзываются о нем, как о серьезном революционном марксисте. На