Узнаем, что на бульваре Осман рабочие пробрались в оружейные магазины и моментально разобрали все оружие. На полицейских, шныряющих по улицам, из окон летят цветочные плошки, льется кипяток. Более 100 этих блюстителей порядка было ранено, несколько убито. Буржуа самому приходилось править омнибусом. При выезде на улицу его встречал град камней и, несмотря на 2 жандармов, охраняющих его, он летел в сторону со своим омнибусом. Много жертв было и со стороны рабочих. Вместо того, чтобы сейчас же развить это движение, «руководители» вместе с буржуазией сделали все, чтобы придушить его, и на другой день только железнодорожники не вышли на работу. Они требовали национализации железных дорог. Наши товарищи на митингах указывали железнодорожникам, что при буржуазном строе требование национализации дорог не является идеалом и что не в этом должен заключаться наш боевой лозунг, — только диктатура пролетариата может улучшить положение рабочего класса. Мы ждали, что центральный орган союзов для поддержки железнодорожников об’явит всеобщую забастовку, но г-н Жуо вместо того повел очень тонкую и хитрую политику. Уже за 2 дня до забастовки он об’явил, что трамвай остановится, если требования железнодорожников не будут удовлетворены. За эти два дня буржуазия прекрасно организовала штрейкбрехеров. И это повторялось несколько раз. Такими хитрыми приемами он сознательно срывал забастовки. Тов. Вержа мне рассказывал, что на одном заседании разоренные рабочие хотели сбросить Жуо с 4-го этажа, и только единомышленники спасли его от этого. Вот до чего доводили рабочих эти изменники. Конечно, забастовка окончилась поражением, и десятки тысяч рабочих были выброшены на улицу. Я говорил тогда товарищам, что это поражение послужит лишь уроком рабочему классу: они научатся различать, кто их друг и кто враг, и поражения эти не только не разобьют сил коммунистов, но, наоборот, укрепят.

И как показали дальнейшие события, коммунистическая партия была близка к тому, чтобы стать во главе рабочего движения.

После поражения первомайской забастовки буржуазия во главе с вождем министерства, бывшим социалистом Мильераном, набросилась на левых руководителей, при поддержке желтых; они арестовали самых лучших работников: Лорио, революционного синдикалиста Монмуссо и ряд других товарищей. Газеты подняли страшный вой по поводу того, что руководители якобы «продавались» большевикам. Буржуазия по личному опыту думала, что любого журналиста можно подкупить, хотя знала, что вожди коммунистической партии не способны на предательское дело.

Между тем я знаю, что господа Бурцев и Алексинский хорошо осведомлены о моем пребывании в Париже. Узнать об этом было легко: на улицах, в трамваях я часто встречал то меньшевиков, то эс-эров, знавших меня лично, и с некоторыми из них я порой подолгу беседовал. Назревала серьезная слежка за мной. Нужно было насторожиться.

А пока я все-таки продолжал работать. На целом ряде совещаний с товарищами Вайян-Кутюрье, Лефевр и Вержа договариваемся о необходимости издания коммунистической газеты «Пролетарий». По французским законам нам нужно было найти такого издателя, который мог бы об’явить, что газета издается на его личные средства. Задача эта была не из легких, но, благодаря энергии Лефевра, человек такой был скоро найден. Это был известный писатель Барбюс, вполне сочувствующий нашим идеям. Но и после этого приступить сразу к изданию мы еще не могли: нехватило средств, а чтоб найти их, требовалось время. Между тем слежка за мной усиливалась. Я хорошо знал тактику французских шпионов. Они не арестовывали тотчас же, а предварительно старались узнать, где бывает данное лицо, с кем встречается, чтобы сразу захватить всех. Зная это, я не спешил выбраться из Парижа, а продолжал жить, заметая свои следы. Часто, возвращаясь с совещаний, я замечал шпионов, подозрительно оглядывавших меня. Я делаю вид, что ничего не замечаю, и медленным шагом иду вперед. Сажусь на первый попавшийся автомобиль и еду по направлению к театру, но в театр не захожу, а медленно направляюсь в свою квартиру. Обыкновенно шпики записывают № автомобиля, затем вызывают шофера и спрашивают у него, где он взял пассажира и куда отвез. В данном случае шофер мог сказать, что отвез меня в театр. Так я часто увертывался от преследования.

Конспиративная квартира моя была тогда у одного французского рабочего в Каргане, недалеко от Парижа. Не без риска принял он меня к себе и часто скрывал от преследования шпионов. Это был немолодой рабочий, каменщик, бывший анархист. В молодости он сидел по тюрьмам и Германии, и Швейцарии, и Франции. Теперь он — ярый коммунист; предана коммунизму и жена его — простая крестьянка. В этой семье происходили многие из наших совещаний. Сам рабочий принимал деятельное участие во всех наших спорах и суждениях и своим пролетарским чутьем разбирался в вопросах куда лучше других товарищей. Семья эта дарила мне много внимания и заботливости, и порой это было даже неловко; но все это внимание относилось скорее не ко мне лично, а как к представителю революционной России.

— Вы не беспокойтесь, если будут стучаться ночью, — говорил мне товарищ. — Я полицию не впущу до тех пор, пока не буду уверен, что вы вне опасности.

Я располагал секретным ходом, откуда можно было безопасно скрыться.

В июне 1920 года в Москве был назначен 2-й конгресс III Интернационала. Французские делегаты должны были тоже присутствовать на нем. Хотя аресты разрушили большую часть нашей работы, но мы все-таки имели еще преданных товарищей, которых можно было послать в Москву. Зная, что дорога до Москвы ужасная, что пробить блокаду очень трудно, мы пускались на всякие хитрости. Узнаем, напр., от бельгийских товарищей, что они готовят пароход с русскими пленными для отправки в Россию. Нужно было постараться устроить на этом пароходе наших французских товарищей. В Булонском лесу назначаем последнее совещание в присутствии Вержа, Митковицера, Лепти и Лефевра. Выясняем, что проезд в Бельгию не так труден. Для более успешной организации от’езда поручаем Митковицеру пробраться сначала одному в Бельгию, чтобы там позондировать почву. Тот соглашается и через 2 дня дает нам условную телеграмму, что назначенные — тов. Лефевр и другие могут приехать. В Москве мне удалось узнать от них, что Митковицер очень удачно организовал их от’езд на этом пароходе.

Мне лично тоже нужно было быть на этом конгрессе, но я пока еще не торопился. Однажды, сидя в своей конспиративной квартире и пересматривая газету «La Victoire» г-на Эрве, вижу на первой странице под большим заголовком статью, суть которой сводилась к следующему:

«При аресте известного большевика Деготя было найдено бриллиантов на 10 миллионов франков». Тут же точно описывают мою биографию, мою деятельность в Одессе, рассказывают, что я приехал из Лондона, где видел Красина,