армии, в деникинских городах, на Украине, я приводил факты зверского издевательства белогвардейцев с массовыми расстрелами, погромами еврейского населения, истязаний помещиками крестьян; народ за все это против Деникина, и люди цивилизованных стран, где так развита культура, не могут поддерживать всю эту политику. Генерал доказывал мне противное, говоря, что он только-что едет из деникинской ставки, что Деникин дал ему много секретных документов, которые доказывают, что евреев бьют потому, что они сами виноваты. Чтобы убедить в этом, он приглашает меня в свою каюту и показывает мне все секретные документы, предварительно взяв с меня слово, что этого я никому не передам. С каким тайным удовольствием прочитал я все документы, которые после меня будут читаться военным министерством!

Один из первых документов гласил, что в Киеве состоялось тайное заседание руководителей сионистов, на котором решено было единогласно поддерживать большевиков. Я не знаю, как я удержался, чтобы не расхохотаться: сионисты — буржуазная партия, куда входят крупные еврейские купцы и фабриканты, которые поддерживали то немцев, то французов, то Деникина, то Петлюру и, как и вся буржуазия в целом, относились к большевикам с ненавистью. Деникину во что бы то ни стало нужно было доказать европейским министрам, что в России даже еврейская буржуазия поддерживает большевиков.

Другой секретный документ рассказывал о том, что т. Ленин и другие товарищи получают от Германии миллионы золота.

Генерал показывал мне также кучи фотографических снимков с трупов расстрелянных большевиками граждан.

Весь этот «серьезный материал» генерал самым серьезным образом собирался докладывать своему правительству.

Этого старого ребенка можно было широко использовать для наших целей.

Между тем пароход наш двигается все вперед. Останавливаемся на несколько часов в одном из болгарских портов. Генерал предлагает мне пойти с ним погулять по городу. Я с удовольствием соглашаюсь. Что бросилось мне сразу в глаза, от чего я чуть не подпрыгнул от радости, это — большие плакаты, красные знамена болгарской коммунистической партии. После деникинского кошмара, после пережитого трудно было описать мой восторг. Хотелось уйти, убежать от этого идиота-генерала, одному погулять по городу. Но некоторое время я остаюсь с ним. Зато, проводив его на пароход, с какой радостью побежал я обратно. Хотелось скорей передать им привет от имени русских рабочих и крестьян, от имени Коминтерна. Разыскиваю клуб компартии. Поднимаюсь по грязной лестнице в небольшую комнату, наполненную рабочими и работницами, шумно спорящими между собой. На столе масса книг для продажи. Тут и книга Бухарина («Азбука Коммунизма»), и Ленина и др. Забираю несколько экземпляров с собой. Я заявляю, что мне нужно повидать секретаря. За ним посылают. Прошу у него уделить мне наедине несколько минут для беседы. И вот в отдельной комнате я сообщаю ему, кто я. Он от радости не знает, что со мной делать. Позвал еще двух ответственных работников, и все вместе засыпают меня вопросами. Главный вопрос: «когда Деникин и все белогвардейские банды будут уничтожены?».

Передаю им письменный привет болгарским товарищам от имени Коминтерна и спешу на пароход.

Едем дальше. Близок Константинополь. Генерал предупреждает меня, что в Константинополе будет большой контроль итальянцев, французов и англичан. Он советует мне не выходить, а дать ему паспорт, и все необходимые формальности он выполнит сам. Я, конечно, с удовольствием соглашаюсь на это.

Приезжаем в Константинополь. Пароход стоит здесь 2 дня. Генерал, французский консул, английский фабрикант (мои «друзья») предлагают мне вместе осмотреть город. Я принимаю приглашение, зная, что среди них я буду в безопасности среди шпиков, шныряющих повсюду. Сразу чувствуется, что мы входим в турецкий город, что хозяева здесь — англичане и французы. Город переполнен солдатами всех национальностей, — здесь и европейцы, и негры, и монголы, и среди них — турки с грустными лицами. С раннего утра до позднего вечера гуляем мы по городу, осматриваем достопримечательности, покупаем на память турецкие безделушки. Генерал угощает нас ликером, восхищается красивыми турецкими женщинами, которые, по его мнению, так заглядываются на него… Немудрено: какие шпоры, погоны, нашивки! В струнку вытягиваются перед ним солдаты, на которых он не обращает никакого внимания, занятый совершенно другим. В этом городе он чувствовал себя хозяином, был весел и доволен.

Под разными предлогами отказываюсь я от предложения отправиться с этой компанией в увеселительные места. Мне было мучительно тошно среди этих людей. Хотелось скорей прибыть туда, куда еду, чтоб узнать, какова сила тех, на которых столько надежд возлагает наша рабоче-крестьянская страна, от которых ждем реальной поддержки.

И вместо того, чтобы отдаться этим мыслям, приходится заниматься глупейшей болтовней, которая страшно утомляет. Нужно было иметь железную волю, чтоб не выдать себя.

По истечении двух суток снова продолжаем свой путь. Я знал, что генерал может дать мне ряд рекомендаций. Но как эти рекомендации получить? Просить неудобно. Нужно было действовать тонко, подумать о создании соответствующей обстановки, соответствующей атмосферы. Зная, что генерал не прочь выпить, учитывая при этом и игривость его настроения в связи со знакомством его с одной немкой, я решил пригласить его к себе на шампанское — решил как следует отблагодарить его за все внимание и за всю помощь, какую он оказывал мне в дороге. Приглашение мое было принято. На пустую, бессодержательную болтовню уходят целые часы. Шампанское, шутки, остроты и смех. Я пью мало. Я выжидаю момент, когда генерал дойдет до последнего градуса. Вот он уже совсем пьян. Тогда я нахожу своевременным сказать ему:

— Вы знаете, мой генерал, я думаю заехать в Рим.

Он порывисто вопрошает:

— Ведь у вас там нет знакомых?..

Я отвечаю отрицательно.

— Я вам дам к моим хорошим друзьям — французам и итальянцам — свои карточки с рекомендациями и, если вам понадобятся серьезные услуги, через них вы всегда их получите.

И тут же он пишет рекомендательные письма, дает несколько своих визитных карточек.

Все, что было нужно, я получил от генерала. Больше он меня не интересует. Если бы Деникин узнал, кому были даны эти рекомендации, он бы, наверное, умер от разрыва сердца.

Когда мы прибывали в порт, нас — меня с генералом, который до конца путешествия был моим добрым союзником — моментально пропускали, не проверяя ничего: генерала пропускали потому, что он был генерал, меня — потому что я был с генералом…

Мы вдвоем представляли собой поистине оригинальную пару. Два человека с противоположных полюсов. Он — представитель прогнившего капиталистического строя. Я — представитель нового веяния, которое вырывало с корнем буржуазию.

Прощаясь, мы обмениваемся взаимным обещанием не забывать друг друга. Конечно, я не мог забыть его.