бери из обоза сколько надо… там полно шлюх, пусть поработают руками, а не… – полемарх осекся, понимая, что грубость выдаст его раздражение, так недолго и лицо потерять перед офицерами.

– И еще, – эскулап сделал паузу, словно не решаясь сказать то, что собирался, – у меня лежат двое в жару и с язвами, не раненые, я не знаю, что это… Нельзя исключать Черную смерть. Нужно проверить всю армию. Заболевших изолировать, иначе… сами знаете.

Он замолчал, потому что члены военного совета прекрасно понимали, к каким последствиям может привести мор в войске, привязанном к одному месту, без возможности помыться в бане, без лекарств и еды.

Гермей предложил стратегам высказаться. По традиции первым заговорил Зенон, правая рука полемарха.

– Игемон, мы пришли сюда, чтобы взять крепость… Мы не можем уйти, бросив братьев, – он указал рукой на стену. – Каждый труп – на нашей совести. Если длительная осада нам не по зубам, то я за решительный штурм.

Полемарх посмотрел на Менелая. Тот кивнул в сторону кучи камней.

– Здесь полно снарядов. Если надо, срою всю гору до основания, но буду стрелять столько, сколько потребуется, пока не развалю стену… Дай мне неделю, и гоплиты войдут в брешь, которую пробьют машины. Я тоже за штурм!

Настала очередь Эрнака. Тот выглядел смущенным.

– У меня мало работы… Конницей крепость не возьмешь, а выходить за ворота саки не хотят. Так что вряд ли мое слово сейчас имеет вес. По мне, так схватка в чистом поле лучше сомнительного ожидания у стены. Но я выполню любой твой приказ.

Последним взял слово кариец.

Хищно улыбнувшись, сказал:

– Наемникам хорошо платят… Где и как резать саков, нам без разницы.

– Хорошо, – зло рубанул Гермей. – Вечером я сообщу вам мое решение.

Ответы стратегов не внесли ясность в его мысли. Двое однозначно высказались за штурм, а двое предпочли спрятаться за обтекаемыми фразами. Он понял, что решение придется принимать самому…

Вернувшись в шатер, Гермей швырнул портупею в угол и в отчаянии бросился на тюфяк. Глядя в потолок, он мучительно думал о том, что до конца этой шахматной партии еще очень далеко. В Хайберском ущелье удача улыбнулась ему, но там можно было заранее построить план сражения, продумать маневры на несколько шагов вперед, использовать местность и подходящее время суток. Сейчас осада проходила в томительном ожидании ошибки врага, которую тот может и не совершить. Что тогда?

Внезапно в шатре появилась Шейда. Лишь мельком взглянув на Гермея, она отправилась за ширму, чтобы переодеться. Теперь у нее был свой отгороженный занавеской угол, где хранились личные вещи – одежда, а также зеркальце и гребень, подаренные гречанками из госпиталя. Еще фигурка Анахиты.

Вскоре она подсела к македонянину. После того, как Шейда начала работать в госпитале, ей показалось, что он стал с ней мягче, а иногда она ловила на себе его внимательный взгляд, от которого ее бросало в краску.

– Санитарки говорят, что ты провел военный совет, – вкрадчивым голосом сказала апаритка.

– Э-э-э… – раздраженно сказал Гермей. – Даже шлюхи об этом знают. Да, провел, и что толку? Каждый гнет в свою сторону, нет единства во мнениях.

Потом в сердцах выпалил:

– Эх! Был бы жив Деимах…

Устыдившись того, что показал слабость перед апариткой, он отвернулся к стене, давая понять – хочу побыть один.

– Послушай, – Шейда тронула его за плечо словно друга, а не командира вражеской армии, который держит ее в плену.

Это еще что за вольность! Гермей удивленно повернулся к ней лицом.

– Если Раджувула умрет, саки оставят город?

– Не знаю, – с сомнением протянул македонянин.

Потом принялся рассуждать:

– Сюда их привел он. Чтобы выбрать нового сатрапа, номархам придется вернуться в Матхуру, главную ставку. Захочет ли новый сатрап снова идти в Гандхару, это вопрос.

Шейда кивнула, словно ждала именно такого ответа.

– Раджувула заключил с отцом военный союз, поэтому ко мне, его дочери, он отнесется с должным почтением. Я смогу беспрепятственно попасть в крепость. Скажу, что ты меня преследовал, я еле ушла, а теперь хочу спрятаться.

– Что дальше? – Гермей не понимал, к чему она клонит.

Лицо апаритки стало строгим, а голос окреп.

– Я убью его!

Македонянин растерялся. Ни с того ни с сего апаритка вдруг превратилась в союзницу греков и врага саков.

– Зачем тебе это? – удивленно спросил он.

– Хочу остановить резню… Я раньше видела умирающих апаритов, но одно дело смерть в родном селении, когда вокруг тебя близкие, а другое дело – умереть от ран среди сотен таких же несчастных, в страданиях, не успев попрощаться с семьей, вдали от дома… Я насмотрелась в госпитале.

– Ты погибнешь!

– Это неважно, зато многие останутся жить. Новый штурм принесет лишь новые трупы и раненых.

Гермей молча смотрел на Шейду. Кто мог ожидать героизма от этого хрупкого создания? Откуда в ней такая решимость, желание пожертвовать собой ради других? Даже не соплеменников, а чужих людей – греков, бактрийцев, саков…

Он не знал, что сказать. Кто она ему? Пленница, оказавшаяся в лагере по воле случая. Если боги привели ее сюда, значит, так надо, значит, в этом ее предназначение. Она права, смерть Раджувулы изменит ход шахматной партии: шах погибнет от руки своего же ферзя…

– Я тебя не отпущу! – неожиданно выпалил он.

Чтобы не выглядеть глупо, попытался оправдаться:

– Что я скажу Хуману?

Взгляд Шейды стал ласковым.

– Спасибо, но теперь от тебя мало что зависит. Я приняла решение… Даже если ты снимешь осаду, саки продолжат издеваться над жителями города. Если не снимешь, будешь биться об стену раз за разом, то от твоей армии ничего не останется. Бассарей говорит, что скоро нам будет нечего есть, а среди гоплитов в любой момент может начаться мор… Нам надо уходить отсюда, иначе все погибнут – не от стрел саков, так от голода и болезней. А отец… Он воин, поймет.

– Ты не выйдешь из шатра!

– Я все рассказала Бассарею, он меня благословил. Завтра о моем плане узнают стратеги. Тебя не поймут, если, спасая меня, ты проиграешь войну.

Гермей разозлился. В конце концов он полемарх и в первую очередь обязан думать о том, как победить противника, сохранив свое войско. Если в тупиковой ситуации появилась хоть малейшая возможность – так тому и быть, потому что за его спиной тысячи жизней.

– Поступай как знаешь, – выдавил он из себя.

– Но ты должен отвести фалангу, иначе саки не откроют ворота.

– Хорошо, я отдам приказ.

Рывком поднявшись, Гермей вышел из шатра. Не о чем больше говорить!

Утром вновь ударили барабаны. Армия, построившись в боевой порядок, на этот раз медленно двинулась прочь от города. К полудню о том, что здесь стоял военный лагерь, говорил лишь мусор, пни срубленных деревьев да ставшие бесхозными туры и апроши.

Саки сопровождали отступление греков воплями радости со стен. Над башнями взвились разноцветные вымпелы, а воины бросали в воздух кулахи. Первым делом