Она заморгала глазами, пытаясь скрыть набежавшие слезы. Вината в порыве чувств обняла подругу.

– У меня был сын, – доверительно заговорила Каллиопа, и ее лицо осветилось нежностью. – Умница, красавец, Савлием звали… Десять лет назад, когда кушаны перешли Амударью, ему было восемнадцать. На берегу бои страшные шли, Гондофар туда все силы бросил, потому что нельзя было пускать кушан к Бактре. Царь грекам не доверял, ненадежные они, могли переметнуться на другую сторону… Так вот, мы атаку отбили и погнали кушан по льду обратно в Тармит. Байварапатиш[208] решил на лед катапульту выкатить, чтобы отступающих кушан обстрелять. А начальником расчета поставил Савлия.

Лицо бактрийки посерело, она продолжала бесстрастным голосом, потому что переживать заново давно выстраданные воспоминания у нее не осталось сил:

– Лед не выдержал тяжести снарядов, катапульта провалилась. Вместе с ней вся обслуга… Ночь зимой быстро наступает, в темноте к полынье боялись подойти. Савлия потом так и нашли вмерзшим в лед по пояс, он пытался выбраться, но не смог, помочь-то некому…

Женщины долго сидели, обнявшись, теперь Вината гладила подругу по голове, словно дочь мать.

Через несколько дней за ней снова прислали евнуха. Но провожатый направился не в Дом наслаждений, а совсем в другую сторону. Он привел ее в большой зал с рядами скамей, расположенных ярусами, и усадил на самую верхнюю.

В центре возвышался дощатый помост с алтарем.

Сидящие ниже Винаты вельможи зашептались, удивленно разглядывая странную гостью, однако на всякий случай почтительно склонили головы. Они прекрасно понимали: если женщина занимает место на скамье наследника – это сигнал для царедворцев.

Сердце бхаратки защемило от предчувствия чего-то важного, что должно вот-вот случиться.

Заполненный гостями зал шумел. Блестели позолотой кирасы хазарапатишей, на халатах купцов и чиновников сверкали самоцветы, шелестел драгоценный ханьский шелк. В переднем ряду расположились жрецы в высоких тиарах.

Рядом с Винатой опустился Пакора.

– Что все это значит? – взволнованно спросила она.

– Ритуальная казнь пленных. Отец хочет произвести впечатление на послов. Вон они сидят, сразу за жрецами.

Царевич указал рукой на посольскую скамью.

– Вот эти, в кулахах – саки из Сиркапа. Им сейчас туго приходится, потому что армия Гермея осадила город… Говорят, что сумели выбраться из крепости через подкоп. Они приехали просить помощи. Только вряд ли получат, потому что отец занят войной с андхрами. Правда, он готов заключить мир, вот тогда и поговорим… Справа от саков – в леопардовых шкурах – послы из царства Чеди, рядом представители царства Аванти… А слева, ближе к царскому трону, андхры… Вон те, в красных кафтанах. С ними у отца будут самые важные переговоры.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? – недоверчиво бросила Вината. – Я всего лишь рабыня, наложница царя.

Пакора снова посмотрел на нее тем самым взглядом, как тогда, в Доме наслаждений, от которого ее бросило в краску, а в висках застучало.

– Сегодня – да, а завтра – кто знает? – загадочно ответил он. – Можешь быть уверена в том, что теперь твоя жизнь изменится… В лучшую сторону. Я об этом позабочусь. Главное, чтобы ты сама была готова к переменам.

Под звуки флейт и грохот тимпанов, в окружении свиты в зал вошел Гондофар. Все встали, приветствуя царя. Он уселся на трон и махнул рукой. Зал снова зашумел, когда появилась процессия военнопленных бактрийцев в окружении стражников. Полуголых людей в цепях тычками копий вытолкали на помост, где уже стояли жрецы в белых мантиях. Один из них поднял сагарису. По залу прокатилась волна одобрительного гула.

Вината отвернулась, чтобы не смотреть на казнь. То, что сейчас должно было произойти у нее на глазах, наполняло ее ужасом. Руки дрожали, лицо побледнело.

Чтобы отвлечься, она стала рассматривать послов. Один из андхров, словно почувствовав на себе ее взгляд, обернулся. Их глаза встретились.

«Бхима!» – выдохнула Вината.

Через мгновение она без чувств рухнула на руки успевшего подхватить ее Пакоры.

За спиной глухо звякнул засов.

В нос ударил запах застоявшейся мочи, пота, острых специй. Друзья огляделись, насколько это было возможно в полумраке. Через дыру под самым потолком – размером с голову – проникал слабый лунный свет. Когда глаза привыкли к темноте, они различили два лежащих тела.

Пленники уселись на свободный пятачок возле стены, прямо на утрамбованном земляном полу. О сне не могло быть и речи – духота, вонь и храп сокамерников не оставляли никаких шансов.

– Что делать будем? – шепотом спросил Аполлоний.

– Что-что… Бежать надо, – так же тихо ответил Иешуа.

– Раньше надо было, – обреченно заметил тианец.

– А толку? Во-первых, много свидетелей, во-вторых, из-за военного положения в городе полно стражников, не эти, так другие схватили бы. Мы же млеччхи… Да еще этот придурок, маслобой, привязался. Он бы всю ночь за нами таскался… Ты его глаза видел? Сволочь законченная!

Иешуа решил подбодрить друга:

– Чего загрустил? Пробьемся – зря, что ли, мы у Гатаспы учились.

Тианец не отвечал, тогда иудей ткнул его в бок.

– Ну не вызывать же ракшаса.

Тот сдержанно хмыкнул.

– Да… тут такое начнется. – Потом спросил: – Ты в тюрьме раньше бывал?

– Ага… Один раз в Бактре попал в зиндан к бехдинам.

– Ну и как?

– Тяжело… Всякая блажь мерещилась. Повезло, меня друзья вытащили. Я от жажды силы потерял, еле на ногах держался…

Пленники помолчали, привыкая к неожиданной ситуации, в которой оказались по воле случая. Внезапно одна из фигур на полу зашевелилась. Человек встал на четвереньки, подполз к новеньким. Уселся рядом, оглаживая окладистую курчавую бороду.

– Вы яваны? Как сюда попали? – спросил он по-гречески с сильным акцентом.

Иешуа эти неожиданные шипящие показались знакомыми. Еще не веря в удачу, он обратился к незнакомцу на арамейском:

– Кто ты, друг?

Тот всплеснул руками.

– Эль-элион!

Единоверцы обнялись. Бородач поздоровался с Аполлонием, после чего забросал Иешуа вопросами на смеси иврита, санскрита и пайшачи.

– Я тебя не знаю, откуда ты? Что ты здесь делаешь?

Иешуа вкратце поделился с ним событиями своей жизни за последние годы.

Сокамерника звали Гурий, он рассказал, что его бросили в темницу за невыплаченный долг нагарике: озимую пшеницу поразил грибок, собрали всего по десять мешков зерна с кариса, а кредитор требовал отдать положенную ему по закону половину урожая. Гурий уперся – самим не хватает. Тогда тот пожаловался махаматре – и вот, он в тюрьме. Теперь ждет, когда община соберет деньги на выплату штрафа. Не сидеть же ему здесь десять лет, пока истечет срок давности.

Иешуа не всегда понимал язык бородача, поэтому приходилось переспрашивать.

– А этот, – указал он на спящего человека, – тоже иври?

– Нет, бхарат… Подонок, каких мало. Фанатик-душитель. Есть такая секта, которая поклоняется кровожадной богине смерти Черной Кали, или по-гандхарски Бхавани. Члены этой секты считают ритуальное убийство благом, потому что оно увеличивает заслуги убийцы перед богиней… Их называют тхагами. В качестве жертвы они выбирают людей небедных, чтобы присвоить себе