настолько показательно, что даже Катя с Геной и Ирина, пришедшие сильно позже, узнали, кто именно, вопреки всем нормам приличия, остался ночевать в комнате юной леди, и заодно успели обсудить, как правильно пишется слово «вопиюще». Ганбата, помнящий об уговоре с лешим и всеми силами желавший поддерживать Пня, кивал, временами стараясь сделать лицо повиноватее, но слушал с неизменной широчайшей улыбкой от уха до уха: он все-таки прошел, Сайонджи его любит, и общий уровень вампирьего раскаяния болтался где-то на уровне «обязательно надо повторить». Такой поворот Александра Витольдовича определенно не устраивал, да и Дора, флегматично обкусывавшая по периметру насаженную на вилку яичницу, изредка, но метко вставляла «Делов-то» или «Экая невидаль», чем лишь больше распаляла возмущение опекуна. Пожалуй, у стороннего наблюдателя даже могло сложиться впечатление, будто оба подростка – и услышавший признание голосом любимого певца Ганбата, и просто подбрасывавшая дровишек в огонь педагогической лекции старьевщика Дора – были собой очень довольны. Что ж, в этом сторонний наблюдатель оказался бы категорически прав.

Более того, Ганбата наконец понял, почему подруга решительно настаивала, несмотря ни на что, дать девочке-героине его собственное, мальчиковое имя: когда посреди самого красивого-раскрасивого последнего ролика про отношения Сайонджи голосом Акиры произнес «Ганбата», вампиреныш аж телефон выронил! Слава богу, сидел на подушках, даже стекло не разбил, но оторопел знатно. Утром Дора пояснила: мол, там какая-то технология, Акира записал много-много слогов, из которых имя игрока и собирают для эффектной сцены, но выглядело это не иначе как натуральное чудо. Видео после прохождения появилось в постоянном доступе в галерее, и теперь вампиреныш крутил его снова и снова, постепенно приучившись не ронять сотовый в самый ответственный момент. Игра оказалась офигенной, Сайонджи не задавакой, а просто неловким глупышом – восточным драконом, прятавшим под шляпой родимое пятно в виде белой закорючки с дыркой и безумно стеснявшимся героини. Конечно, Ганбата не всегда мог одобрить поведение своего романтического интереса, но бал… и как Сайонджи ринулся спасать его – ну, в смысле, ее – из лап негодяйских негодяев… Определенно, мир должен узнать, как продраться через все его японские закидоны к последнему ролику! Пандора рассказывала про гайды, и вампиреныш четко решил: напишет свой, чтобы все-все Ганбаты мира могли услышать, как Акира зовет их по имени!

Правда, он теперь с трудом представлял перепрохождение сюжета еще раз, с другими мальчиками, ведь Сайонджи – самый-самый лучший на свете. Ну, хотелось надеяться, остальные тоже ничего. В конце концов, их же всех озвучивал КираКираПури, да? Должно быть здорово!

Но, несмотря на неудержимое желание поделиться со вселенной достижениями в игре, а может быть, и благодаря ему, Ганбата начал в разы сильнее беспокоиться о Сашке. Вот уже несколько дней ребята с Дорой с утра до вечера помогали Ирине, правда, для этого надо было строго-настрого ничего не делать. Казалось бы, идеальные условия для общения, но брать лешего с собой совсем-совсем запрещалось – и сам Сашка с этим соглашался. Получалось, что вообще ничего не получалось: гениальный план с ночевками провалился, а Пень проводил со своим любовным интересом еще меньше времени, чем раньше! После пылкого признания от Сайонджи Ганбату такое положение дел не устраивало. Конечно, вряд ли леший был готов эффектно прыгать со скалы за возлюбленной и лететь потом в закатном солнце, но вообще без кат-сцен тоже нельзя! Вампиреныш усиленно думал и пока они шли к башне в Лесу под карканье уже знакомого птица, и пока сидели в шалашике из мебели, прячась от Ириного света. Да, он вносил правки в свои заметки, пересказывал Пандоре особо классные ситуации и свои впечатления, даже вроде бы шутил и смягчал Генины неудачные фразочки, но казалось, что параллельно с этим закадровый голос в голове описывал варианты. Как обычно проходит их день? Дора встала, завтрак, сразу приходят девочки. Днем они тут, с Ириной. Вечером возвращаются поздновато, ужин, все отправляются по домам спать, потом повторяют с начала. Как вампиреныш ни крутил, ни одна сцена с рыжим ухажером в такой распорядок не впихивалась. Хм, что на его месте сделала бы Ганбата из игры? Ну конечно! Сменила бы расписание!

Спать – важно, да и Пень все утро рассказывал, как нехорошо мешать другим. Завтрак перед прогулкой и сам поход с Ириной тоже двигать нельзя. А если подговорить остальных поужинать в АСИМ, тогда дома же только Ганбата с Сашкой и Дорой останутся? Но если просто сидеть в избушке, получишь обычный вечер, без кат-сцен. Не пойдет. Надо придумать эффектный антураж, ну как у них с Сайонджи на балу было или, к примеру, когда гуляли вечером по парку… Шевельнулось далекое детское воспоминание, и вампиреныш чуть в ладоши не захлопал. Точно! Надо показать Пандоре, как цветет папоротник! Память засомневалась: вроде бы дело было в июле, а не в июне, но Ганбата лишь отмахнулся: если Сашка Дору и вправду любит, чё он, растение какое-то не уговорит распуститься пораньше? Зато обстановочка будет – закачаешься! Все такое красивое, искрящееся, шкала отношений моментально заполнится, без вариантов. Решено!

Оставалось только как-то убедить остальных спутниц оставить их одних, но вампиреныш в себя верил. В конце концов, кто ж захочет стоять на пути у красивой кат-сцены?

Совершенно не подозревавшей о планах вампиреныша Пандоре тоже было над чем поразмышлять: утром она заметила странное. Кажется или ей и вправду нравится дразнить опекуна? Ранее подобных склонностей Дора за собой не отмечала, а посему с упорством снегоуборочной машины в префектуре Аомори (господи, ну и сравнения лезут в голову после «Сладких небес»!) пыталась докопаться до сути происходящего. С одной стороны, подтрунивание явно шло не от злого умысла и цели сделать больно или неуютно не имело. С другой – она раз за разом не просто наблюдала ситуации микроревности Александра Витольдовича по отношению к Ганбате, но и определенно была не прочь провоцировать их и дальше. Почему?

Леший не особо страдал, скорее, очерчивал границы, снова и снова, даже в мелочах подтверждая, мол, сия сударыня находится в моих, пусть и не совсем согласных с положением дел, невестах, остальные – в очередь. Ранее Дорины представления об отношениях дальше краша из какой-нибудь книги не заходили, может, потому ей и интересно, самолюбие говорит? Но, анализируя чувства, ни гордости, ни чего-то близкого девочка не находила – только простое и незамутненное желание тыкать палочкой и смотреть, что получится. Может, она не до конца в эту идею верит, потому и повторяет раз за разом?

Головой Пандора готова была понять почти любое безумие – благо, когда столько времени проводишь с Королевой, иначе никак. С «принять» выходило сложнее. Она, конечно, задирала нос, но объективно опекун казался симпатичным, особенно в том джинсово-рубашечном варианте, когда не строил из себя не пойми кого. Но большую часть времени – строил. И вообще, был странным. Леший, живущий в одиночестве? С чего ему в принципе Дора понадобилась, да еще и маленькая? К подозрительным взрослым она привыкла относиться с отстраненной вежливостью и не привязываться, а Александр Витольдович по степени подозрительности стремился к эталону. Но почему тогда ей интересно за ним наблюдать? Почему забавляет эта игра в гувернера – потенциального жениха? И каким образом учить жизни ее может леший, ни разу даже сотовый телефон в руках не державший?

В общем, мысли постоянно роились вокруг ситуации, рассматривая ее со всех сторон и заботливо не касаясь самой сути. Ибо для понимания чего-то никогда не было достаточно простого желания понять: в случае Пандоры заодно требовалась и смелость признать очевидное – какими-то неведомыми путями старьевщик начинал ей нравиться, пусть и самую капельку.

На работе возвращению Татьяны обрадовался только сменщик. Посетители же, успевшие размечтаться о ее скоропостижном увольнении, делали заказы с неизменными лицами рыбы-капли, совершенно не осознавая, что именно приобретают в обмен на свои деньги. Отвечая на когда-то ляпнутый вопрос надоедливого богатыря, да, ее кофе получали все. Несравненно отвратительный; после максимум пары глотков почти каждый выбрасывал стаканчик в урну, понимая – ни одна бодрость на свете не стоит таких жертв, а образ жителя мегаполиса с капучино в руках слишком банален и растиражирован. Вот только даже два глотка успевали сделать свое дело, взаправду придав бодрости и сняв усталость с головной болью, попутно заживив незаметное, но обещавшее стать летальным нечто. Да только кто ж такое отследит и осознает? Люди получали панацею от всех болезней по цене латте-гранде, пробовали, кривились и уходили навсегда.