Шрифт:
Закладка:
Я смолоду любитель подводить предварительные итоги. И поскольку они всегда оказываются меньше того, что я намечал, эта моя безобидная привычка зовет меня к дальнейшим свершениям. Итак, что имеем к сорока?
Юрий Петрович Возный, наш боевой начальник угрозыска, на вчерашнем торжестве, отставив в сторону бокал и загибая пальцы на могучем кулаке, перечислил: Игорь, хоть и молодой, а уже начальник следственного отдела, майор милиции, у начальства на хорошем счету, у подчиненных, как ни странно, – тоже; жулики его боятся, в браке благополучен, в быту устроен. И так далее. Поэтому выпьем за хорошего человека Игоря Сергеевича и пожелаем ему…
А я, я сам? Не могу сказать, что я собой очень доволен и подобно некоему умнику готов прожить следующую жизнь, коли она подвернется, точно так же, как и нынешнюю. У меня к себе есть претензии, и я, подумав, нашел бы, как прожить новую жизнь по-другому.
Но поскольку так не бывает, я должен удовлетворяться тем, что у меня любимая жена, славный пацан Андрюшка, добрая теща и интересная работа, которая мне нравится, потому что я чувствую себя на месте; нашел, что называется, свое призвание.
Правда, моя жена Юленька, человек серьезный и организованный, кое-что критикует: «Все у вас не как у людей – ждете не того, что должно быть, а чего-то совсем наоборот». Но меня как раз это и привлекает, хотя неожиданности у нас случаются не очень-то приятные. Иногда от них просто с души воротит – сколько в людях мерзости и негодяйства, – но сознание того, что ты, ты сам чуть ли не единственный барьер между мерзавцами и добрыми людьми, – как-то возвышает.
Размышляя обо всем этом, я не спеша завариваю чай. В квартире тепло, тихо, по радио передают песни Михаила Танича, на экране телевизора – беззвучная хоккейная баталия. Юля с тещей в театре, Андрюшка у приятеля играет в шахматы и должен вот-вот прийти. В душе покой и благоволение.
Я ополаскиваю кипятком чайник, специальной деревянной лакированной ложечкой подсыпаю чай. Я люблю эту древнюю церемонию. Интересно, что какая бы ни была у меня заварка – индийская, краснодарская или цейлонская, – в результате получается ароматный густой настой, который моя теща зовет «чудесным грузинским веником». А мне нравится!
Хлопнула дверь – пришел Андрюшка, крикнул с порога: «Папка, ты дома?» Я выглянул в коридор.
Андрюшка был какой-то весь взъерошенный, растерянный, испуганный. Он подошел ко мне и прошептал дрожащими губами:
– Папка, Марат Шерстобитов пропал! Его украли…
* * *
– …Да, да… И детских работников подключаю, и участковых вызвал… Нет, ничего не говорим пока, никому… Жду, товарищ генерал! – массивный громогласный Юрий Петрович Возный разговаривает по телефону, поглядывая то на меня, то в сторону нахохлившегося в углу, возле сейфа, Андрюшку.
Полчаса назад, когда я уже выслушал сына, но еще не знал, что делать мне, Возный позвонил и попросил срочно приехать: родственник Шерстобитовых, наш паспортный работник, сообщил ему о похищении ребенка и принес записку преступника. Сейчас Возный стремительно собирал оперсостав, уточнял обстановку в городе. Отключив селектор, он пояснил мне:
– Едут сюда начальник управления и прокурор… – потер крутой лоб и добавил: – Ну-у, исто-ория! Ты что-то говорил про его родителей, Андрей?
Мой сын сказал неодобрительно и очень по-взрослому:
– Они боятся. И не хотят, чтобы милиция вмешивалась в эту историю. – И выпалил с возмущением: – Дураки какие!
– Андрей! – заорал я. – Как тебе не стыдно!
– А что? – буркнул ребенок. – Разве ты бы не помог?
Игнорируя мои педагогические переживания, Возный спросил Андрея:
– Ты хоть запомнил мужиков-то?
– Конечно! – уверенно сказал мой. – У меня эта… глазовая память, будь спок, ломовая. Один – длинный такой, усы рыжие и шапка желтая. А другой – поменьше, толстоватый… Шапка тоже на нем была, только черная.
– М-да-а… – Возный откинулся на спинку массивного стула, и тот жалобно застонал под ним. Сыщик поднялся, сердито покосился на ненадежную мебель, прошелся по кабинету.
– Исто-ория… – повторил он и повернулся ко мне: – Ну, Игорь Сергеевич, что обо всем этом думаешь? Ты ведь у нас самый грамотный.
– Трудно сказать, – промычал я неопределенно. Взял осторожно, за края, записку преступника, пробежал еще раз глазами. – Хотя записка эта, звонки, угрозы… Откровенно говоря, предчувствие у меня нехорошее.
Возный открыл сейф, взял в руки какую-то папку, бегло посмотрел, бросил обратно. И спросил вдруг:
– Слушай, Андрей, а не мог Марат с родителями поссориться?
– Да вы что, дядя Юра! – даже обиделся за приятеля Андрей. – Они знаете какие дружные! Марат хвалился, что его ни разу в жизни не наказывали!
Возный кивнул. Погрузившись в сейф, принялся перебирать бумаги. Из железного чрева шкафа, как из бочки, гулко донесся его голос:
– А у них еще дети есть?
– Нет, – сказал Андрей. – Один Маратка.
– Начальство всполошилось, что ты! – Возный вынырнул из сейфа, покрасневшее лицо его было растерянным, я его таким еще не видел. – Шуму бу-удет!..
Ничего удивительного, что наше начальство всполошилось. Шутка сказать – украли ребенка одной из главных персон области!
– Ничего удивительного, – сказал я, не вдаваясь, впрочем, в эту подробность. – У нас такого отродясь не было.
– Ну, как тебе сказать, кое-что было, – возразил сыщик. – Но не в этом дело, ты посмотри на какую фигуру замахнулись! Совсем оборзели, сволочи!
Возного, в отличие от меня, интересовали подробности. Но я пока обсуждать их не хотел и поэтому напомнил:
– Так что, ты говоришь, было?
Возный задумчиво погладил кудрявую шевелюру.
– Ну, например, год назад нищенка одна, старуха, девочку украла.
– Ну?..
– Задержали. Старуха объясняет: «Ангелочек! С нею подают больше».
– Не то, – сказал я.
Возный пожевал губами, сказал недовольно:
– Ясное дело, не то. А вот еще было… Э-э… Редькины, Анна и Петр… Из ясель украли, тоже девочку.
– Зачем?
– Вот и мы, значит, нашли и спрашиваем – зачем? Оказалось – бездетная пара.
– Ага, сами себе родить не могли, – уточнил я. – Не то.
Возный взял из сейфа тонкую папочку, помахал ею в воздухе:
– Некто Жариков. Тоже в прошлом году – собственного сына украл.
– Это как так? – удивился я.
– Очень просто, – поморщился Возный. – Ему жена отставку дала, так он пацана со двора свел и