Из-за полуразобранного механизма поднимается тень. Это камердинер француженки! Рум наблюдает, как камердинер кладет руки на край корпуса, сверху донизу осматривая внутренности. Он дотрагивается пальцем до одной из разбитых латунных труб, на его лице появляется потерянное выражение.

* * *

Аббас обеими руками проникает в полость головы и извлекает…

Как это называется?

Да: главная труба.

– Машалла, – говорит он себе под нос.

Он осторожно берет в руки главную трубу, переворачивает ее, чтобы осмотреть нижнюю часть, прижимает к груди, проводя пальцем по сложенной гармошкой шкуре. И хотя он знает, что не должен этого делать, нажимает на мехи. Раздается рев, и появляется Люсьен Сахаб, кричащий по-французски, кровь заливает пол, он говорит: «Придется зашивать». Игла входит и выходит из его кожи с пугающей легкостью.

Вот тут малюсенькая колея, где его резец соскочил. А за ушами полосы нарисованы слишком близко друг к другу. Каждый изъян скрывает историю, которую знает только он, историю, переплетенную с его собственной судьбой. Он создавал и другие вещи, любовался и другими своими творениями, но ни одно из них не изменило его так, как это, ни одно не приводило его к мысли, что осенила его сейчас: Это все, что я есть. Это все, что я могу дать.

Что, если он вернется к Годену с пустыми руками? Тогда он будет никем. Последние девять лет потрачены впустую.

Шорох из дверного проема. Аббас приседает.

Он выжидает целую минуту, прежде чем установить на место главную трубу и верхнюю часть механизма. Он выскальзывает из Павлиньего зала и останавливается в коридоре, чтобы шпион, чья туфля выглядывает из-за постамента, увидел, что Аббас с пустыми руками. Чтобы доказать это, Аббас проводит руками по волосам и приглаживает пиджак. И все же, спускаясь по лестнице, он понимает, что ущерб нанесен, и завтра ему придется с этим разбираться.

4

На рассвете группа слуг прочесывает территорию в поисках лисьих нор.

Их затыкают камнями, чтобы, когда собаки пустятся в погоню, у лисиц не было возможности вернуться домой.

Пока лисы бродят по округе в неведении, Рум расхаживает по периметру своей комнаты, пытаясь решить, что делать с Аббасом. Он не может перестать думать о выражении лица камердинера, о том, с каким благоговением он прикасался к внутренностям механизма. (И он что, вытирал слезы в какой-то момент?) Вероятно, камердинер забрался туда из любопытства, желая посмотреть своими глазами, ведь ему было отказано в этой возможности. Зачем беспокоить леди Селвин из-за такого незначительного проступка? Она может сделать поспешные выводы, может даже отправить его под арест. Разве любопытство – достаточная причина, чтобы разрушить жизнь молодого человека? Молодого человека, который так далеко от дома?

К тому моменту, как Рум облачился в костюм для верховой езды, он уже принял решение. Он расскажет о произошедшем мисс Жанне. Во время охоты он будет сопровождать ее, и у него будет много возможностей расспросить ее. Возможно, она случайно выдаст свои тайные мотивы, если таковые скрываются за ее милым простым фасадом.

Чувствуя уверенность в своем плане, он спускается по парадной лестнице. На полпути он останавливается.

По вестибюлю в сопровождении Феллоуза идет Средний Джон, обеими руками держа свою кепку. Его нос хорошо забинтован, брови сведены, будто он пытается мысленно разобраться в какой-то путанице. Проходя мимо лестницы, он замечает Рума.

Средний Джон, все еще растерянный, задерживается на мгновение, будто ожидая, что Рум подскажет ему решение.

Феллоуз открывает дверь, заставляя Среднего Джона надеть на голову кепку и поспешно выйти.

Закрыв дверь, Феллоуз бросает на Рума уничтожающий взгляд.

– Леди Селвин в Желтой комнате, – говорит он и уходит, прежде чем Рум успевает задать вопрос.

Странно, что она стоит посреди комнаты с таким холодным видом.

– Ты ничего не говорил о сломанной сеялке, – произносит она.

Он удивлен ее тоном.

– Я собирался, но вы хотели поговорить о мисс Жанне и вашей… – он оглядывается на дверь, – …истории.

– Моем романе, Рум.

– Он не должен был приходить к вам со своими претензиями. Я сказал ему, что позабочусь об этом.

– Больше не надо.

Он просит объяснений, но леди Селвин отказывается дальше говорить на эту тему. Ей предстоит надеть очень сложный наряд, и Жанна ждет, чтобы помочь ей.

* * *

Тем временем Средний Джон стоит снаружи дома, потерянный, нос болит. Он пришел сюда не только для того, чтобы доложить о мистере Руме и сеялке, но и чтобы внушить леди Селвин, что ее фермеры нуждаются в субсидиях, чтобы выбраться из той пропасти, в которую их скинули последние три неурожая. Но она позволила ему дойти только до сеялки, после чего стала говорить о достоинствах фермеров, безусловно, самой совершенной части человечества, потом восхвалять его отца, называя его «самым мягким и добрым из всех существ», а затем наконец вызвала дворецкого, чтобы тот всунул несколько банкнот в руку Джона, и призвала его следовать достойно по стопам отца.

– Ты ведь не хотел бы сойти в могилу до того, как смерть перестанет быть твоим величайшим достижением?

(На это Джон бормочет «Нет, мэм».)

– Хорошо. Я так понимаю, вопрос исчерпан. Передай мой привет маме.

Смущенный и растерянный, он уходит.

О, как она запутала его словами; он вспомнил, что хотел сказать, только когда эти огромные двери закрылись за ним.

Он оглядывается на башню, где, как ему сказали, хранится самая большая безделушка леди Селвин. Музыкальный тигр. Которого его никогда не пригласят посмотреть.

– А почему нет? – думает он, глядя вверх на клеверообразное окно, искренне недоумевая. – Почему он не может посмотреть? Почему одни люди получают приглашения, а другие не получают ничего?

Либо это должно быть доступно всем, либо не доступно никому. Его убеждение крепнет с каждой волной боли в носу. Все или никто.

* * *

Чуть позже по дороге начинают сновать гончие и терьеры и лошади, а также целая флотилия молодых людей в красных плащах. Среди них – единственный сын леди Селвин, Ричард.

Как описать Ричарда Селвина? Рум назвал бы его археологом-любителем и экспертом-критиканом, постоянно недовольным то одним, то другим в Клеверпойнте, начиная с лисьего помета во дворе и заканчивая раскидистым буком, который загораживает вид из окна его спальни. С юридической точки зрения дом и земля принадлежат Ричарду, но он презирает саму идею жизни в деревне, даже если она находится всего в двух часах езды от Лондона. Вместо этого он живет в своей лондонской квартире, если не занимается поиском костей на берегах Евфрата.

Рум с ужасом ждет того дня,