Однако У Динфу удалось воспользоваться стереотипами пекинских чиновников о сельских жителях. Он отправился в Пекин вместе с дядей, который выглядел как «старый фермер». Они вымыли и сфотографировали тело У Гофэна с пулевыми ранениями в голову, плечо и грудь, а также ножевым ранением в живот. Дядя, одетый как деревенский житель, вывез фотопленку из Пекина, спрятав в своей одежде; никто его не обыскивал, потому что он был похож на крестьянина и вряд ли мог представлять угрозу. Родственник из Чэнду снял фильм, в котором приведены доказательства, что солдаты НОАК наносили мирным жителям удары штыками.

Глава 23

Национальный масштаб. Альтернативный путь

За пределами Пекина мир представляет собой ряд альтернативных историй 1989 года. У Динфу предложил одну из них: даже если «чрезвычайно жестокая» Коммунистическая партия чувствовала себя обязанной наказывать «бунтовщиков», почему бы не сажать их в тюрьму, вместо того чтобы стрелять по ним и наносить ножевые ранения? У Динфу ясно выразил свою мысль – он мог бы обнять своего сына У Гофэна после освобождения из тюрьмы в 1999 или 2009 году. Разрешив солдатам убивать, Дэн Сяопин обрек родственников погибших на пожизненную трагедию.

Опыт сотен городов по всему Китаю, где лидеры Коммунистической партии проявляли относительную сдержанность во время протестов, блокад и забастовок, предлагает бесчисленное количество путей решения проблемы и показывает, насколько у НОАК не было необходимости открывать огонь в Пекине 3 и 4 июня. В Шанхае была трагическая ситуация – наезд поезда на демонстрантов. Погибли по меньшей мере 8 человек. Чжу Жунцзи также санкционировал казнь троих, которые подожгли поезд. Члены семьи Бянь Ханьу, Сюй Гомина и Янь Сюэжуна, а также других жертв испытывают те же чувства, что и У Динфу. Но представьте, скольким семьям пришлось бы оплакивать детей, если бы все городские лидеры следовали за Пекином, Чэнду и Лхасой, а не исключали применение военной силы, как это делал Чжу Жунцзи.

Чай Лин считала, что кровопролитие в Пекине поможет китайцам понять правду о природе власти КПК и поднимет народ на общенациональную борьбу. Чай не одна так думала. Яростные демонстранты в Шанхае, Ухане и других крупных городах бросились в бой после пекинской расправы, они перекрывали движение транспорта, организовали массовые забастовки, они жаждали свержения режима. Но потерпели неудачу.

В китайской истории XX века два революционных прецедента привели к смене режима. Последним примером был захват материкового Китая коммунистами в 1949 году. Коммунисты пришли к власти, разгромив Гоминьдан во время гражданской войны. В 1989 году революция путем военной победы была невоспроизводима и неактуальна. У одной стороны – виновников пекинской расправы – были пушки и танки. У другой стороны – кирпичи и булыжники. Те, кто выступал против расправы военных над мирными жителями, не могли одолеть армию. События 3 и 4 июня показали, что современная армия, использующая летальное оружие, может преодолеть ожесточенное сопротивление сотен тысяч мирных жителей, вооруженных камнями и палками.

Более отдаленным историческим прецедентом была революция 1911 года, когда офицеры и революционеры Новой армии, выступившие против правления маньчжурской династии Цин, захватили власть в ряде южных провинций. Волна заявлений ряда провинций о независимости от Цин привела к отречению императора и основанию 1 января 1912 года Китайской Республики. Но революционеры не взяли на себя управление новой республикой. Вместо этого военный лидер Юань Шикай выступил посредником и стал президентом. Ли Лу размышлял о возможности провозглашения в 1989 году независимости провинций в ключе 1911 года [Lu 1990: 195]. Что, если бы согласованность между разгневанными гражданами и сочувствующими чиновниками набрала достаточно силы и смогла фактически свергнуть партийное ядро в июне и июле 1989 года? Чжу Жунцзи не звонил лидерам провинций Хубэй и Сычуань, чтобы обсудить выход из состава КНР. Вместо этого он призвал руководителей шанхайских фабрик убрать заграждения и вернуть город к работе. Наградой Чжу стало его выдвижение в Постоянный комитет Политбюро в 1992 году, повышение в должности до заместителя председателя КНР в 1993 и должности председателя в 1998 году.

Китай под властью КПК в 1980-х годах коренным образом отличался от империи Цин под властью маньчжурской династии в первом десятилетии 1900-х. Лидеры провинций, провозгласившие независимость от династии Цин, добились своего положения, удерживая Цин на плаву во время и после крестьянской войны тайпинов. Они пользовались относительной автономией, культивировали идентичность провинции и, что особенно важно, контролировали солдат Новой армии, которые были к ним более лояльны, чем к отжившей династии Цин. В 1980-е годы муниципальные и провинциальные лидеры получили свои должности за счет лояльности по отношению к КПК, а не к местным лидерам. Такие политики, как Чжу Жунцзи, обладали достаточной автономией, чтобы выбрать более мягкий подход к подавлению протестов, но не были склонны выступать против партии, которой они были обязаны карьерой и политическим будущим.

Часть пятая

ПОСЛЕДСТВИЯ

Глава 24

Чистка как историческое событие

«У Китая рак и метастазы», – воскликнул 61-летний преподаватель вечером 3 июня 1989 года. Он вместе со своими студентами слушал радио в небольшом городке далеко от столицы. Узнав о том, что НОАК стреляет по мирным жителям, профессор вскрикнул от отчаяния, а затем потерял сознание, упал и ударился головой. Он быстро оправился от травмы, но спустя три месяца вновь вынес суждение о произошедшем.

По его словам, НОАК возвела «великую стену против контрреволюционного мятежа»[110]. Что же произошло между июнем и сентябрем, что заставило его изменить свою позицию? Диаметрально противоположные утверждения профессора предполагают, что последствия расправы в Пекине были столь же значимыми, как и подавление мятежа.

«Во время смуты 1989 года ни один из 500 членов партии нашего ведомства не принимал участия в шествиях, акциях протеста и других подобных мероприятиях» [Гунчэнчу цзяньши 2000: 161]. Так утверждает официальная история Четвертого инженерного отдела 16-го инженерного бюро Министерства железнодорожного транспорта. «В то время многие подразделения работали над проектами в городских районах Пекина, и существовала большая вероятность того, что рабочие будут вовлечены в политические потрясения», – говорится в официальной истории. «Но от начала и до конца событий весь состав отдела держался в русле политики Центрального комитета – ни один человек не участвовал и не планировал участвовать в беспорядках, демонстрируя достаточно высокий уровень политической грамотности» [там же: 154].

Вполне возможно, что рабочие, прокладывающие путь в сельской местности Хэбэя или строящие дороги в провинции Фуцзянь (два основных проекта Четвертого инженерного отдела в 1989 году) могли не иметь никакого отношения к протестам. Но отдел также работал над строительными проектами в Пекине и его окрестностях. 17 и 18 мая 1989 года в столичных демонстрациях приняли участие миллионы рабочих, чиновников и простых граждан. Неужели никто из Четвертого инженерного отдела не знал о маршах и не слушал выступлений демонстрантов?

Я бы предположил, что официальная история Четвертого инженерного отдела была сфабрикована. Это один из примеров большого количества лжи, умолчаний и фальшивых характеристик происходящего на площади Тяньаньмэнь, подготовленных цензорами, редакторами и официальными лицами – начиная с первых выстрелов, прогремевших вечером 3 июня 1989 года [Bonnin 2011: 33–48]. Я также полагаю, что более достоверные данные можно будет найти в архивах, если документы низовых организаций 1989 года станут доступны ученым. Как оказалось, Восточноазиатская библиотека Стэнфордского университета хранит сборник оригинальных архивных документов, рассказывающих о том, как сотрудники Четвертого инженерного отдела действовали во время протестов 1989 года.

О чем говорят архивные документы? На первый взгляд, они подтверждают и уточняют официальную историю. В 34 «личных