и пекинцами. Он кричал: «Никогда! Никогда! Никогда не позволяйте этим вооруженным сукиным детям убивать невинных! Товарищи китайцы, мы должны сделать все возможное, чтобы помешать им убивать нас!» Чжан увидел кусок ткани на бензобаке военного грузовика. Он открыл крышку, поджег ткань сунул ее в бак. В течение минуты весь автомобиль был в огне. Чжан развернулся и пошел домой.

Через несколько дней он вернулся к работе, а в июне семеро полицейских арестовали его на рабочем месте в Тяньцзине. В сентябре 1989 года Чжан был условно приговорен к смертной казни за «контрреволюционный» поджог; он был освобожден из тюрьмы в 2006 году.

Другие «бунтовщики» (баоту), опрошенные Ляо Иу, рассказывают похожие истории. Они не имели никакого или почти никакого отношения к протестам в апреле, мае и июне 1989 года, но, когда они увидели или услышали о расправе, они потеряли контроль над собой.

Ван Ляньхуэй, сезонный рабочий 22 лет из округа Дасин под Пекином, ночью 3 июня возвращался домой от своей девушки, когда столкнулся с толпой, перегородившей дорогу. Ван увидел в толпе своего знакомого и сказал, что направляется домой, потому что уже поздно и завтра ему на работу. Знакомый напомнил ему, что завтра воскресенье, выходной, сказав: «Давай пойдем вместе и будем патриотами». Ван Ляньхуэй согласился и присоединился к толпе. Обоснование Ли Пэна очистить площадь Тяньаньмэнь до воскресенья, чтобы предотвратить массовые протесты в нерабочий день, дало обратный эффект: протестующим не нужно было идти на работу на следующий день, время можно было посвятить сопротивлению.

По словам Ван Ляньхуэя, центром протеста, к которому он присоединился, был выведенный из строя БТР, являвшийся частью колонны, мчавшейся в сторону Пекина из военного аэропорта Наньюань в Дасине. БТР слишком быстро свернул за угол и врезался в большое дерево. Протестующие собрались вокруг автомобиля и рассказали о том, как солдаты расстреливали безоружных мирных жителей. Чем больше Ван слушал, тем злее становился. Он запрыгнул на БТР, разбил прибор наблюдения и зеркала бокового обзора. Кто-то предположил, что выливание большого количества воды на транспортное средство может быть хорошим способом повредить его еще больше, но ни у кого воды не было. Ван решил помочиться на БТР.

«Вы шутите», – сказал Ляо Иу, когда Ван рассказал ему эту историю. «Да, это была шутка, – ответил Ван. – Но эта шутка стала серьезным преступлением, потому что струя мочи чуть не вызвала удушье у солдат внутри машины». В то время Ван не знал об этом, он думал, что БТР пуст, но экипаж оставался внутри. Полицейские появились на рабочем месте Вана 12 июня 1989 года, надели на него наручники и увели. Ван получил пожизненное заключение в декабре 1989 года, он был освобожден в феврале 2005 года.

У Вэньцзянь работал в нефтехимической компании Юньшань, он считал, что выступления студенческих активистов действуют «отрезвляюще». У Вэньцзянь был приговорен к 7 годам тюремного заключения за громкое осуждение расправы, выкрикивание лозунгов против Дэн Сяопина и Ли Пэна и призыв к массовой забас товке.

У Вэньцзянь резюмировал мотивы «бунтовщиков» – таких, как он сам, Ван Ляньхуэй и Чжан Маошэн:

Мы все были простыми пекинцами со своими сильными и слабыми сторонами. В нас жило чувство справедливости, поэтому мы взяли на себя ответственность – путем кидания кирпичей, бутылок, корзин или блокирования военной техники, произнесения речей, вывода из строя гусениц танков. У нас была одна цель: не дать армии войти в город и убить студентов [Ляо 2012: 77, 79].

У Вэньцзянь, которому в 1989 году было 19 лет, сетовал на то, что истории элиты затмили истории тех, кто был заключен в тюрьму за поддержку бунтовщиков. «Позже, – сказал У Вэньцзянь, – студенты, ушедшие с площади, стали главными участниками “инцидента на площади Тяньаньмэнь” благодаря излишнему вниманию со стороны западных СМИ. А настоящие герои остались в тени истории» [там же].

Глава 26

Не называйте это «юньдун»

В то время как китайскими органами юстиции были наказаны тысячи предполагаемых преступников – поджигателей, вандалов и главарей незаконных организаций, – более крупное движение, известное как «двойная чистка» (шуан цин), подвергло миллионы людей допросам, расследованиям, административным и партийным санкциям. Подобно судьбе молодых людей, импульсивно сопротивлявшихся жестокой расправе и чей подвиг остался незаметным, начавшиеся вскоре после трагедии широкие репрессии остались в тени истории.

За неделю до того как в Пекине прогремели выстрелы, чистка уже началась: чиновников, связанных с генеральным секретарем Чжао Цзыяном, увозили на машинах без опознавательных знаков в тайные центры содержания под стражей. Сам Чжао был отстранен от занимаемой должности и подвергся ритуальному осуждению по крайней мере десятью старейшинами на 4-м пленарном заседании 13-го созыва ЦК КПК в конце июня 1989 года[119]. Чжао Цзыян оставался под домашним арестом до своей смерти в 2005 году. В большинстве мест чистка завершилась в 1990 году, хотя в некоторых подразделениях она затянулась до 1992 года. В некотором смысле она так и не закончилась.

После объявления военного положения 20 мая 1989 года началась чистка в верхах. Бао Тун, директор Канцелярии политических реформ и советник Чжао Цзыяна по политическим вопросам, слышал, что Ли Пэн обвинил его в разглашении информации о решении ввести военное положение. Тогда Бао показал своей семье копии конституции КНР и устава КПК, сказав: «Вероятно, этого недостаточно, чтобы защитить меня» [Lim 2014: 154]. Он был прав. 28 мая машина отвезла Бао в Чжуннаньхай, где Сун Пин, заведующий Организационным отделом партии, сказал ему, что, поскольку его дом и офис «небезопасны», ему нужно будет отправиться в другое место. Затем Бао был доставлен прямо в тюрьму Циньчэн, где он стал заключенным № 8901 [У 2013: 541–542].

Несколькими днями ранее Бао Тун посетил У Вэя, своего секретаря, и велел ему изучить устав партии и другие регламентирующие документы. «Я сразу понял, к чему ведет Бао, – писал У Вэй. – Бао и каждого из нас могли арестовать и посадить в тюрьму в любой момент», поэтому нужно было знать, как противостоять незаконному задержанию. 28 мая У Вэй был доставлен в некое здание в уезде Чанпин на окраине Пекина, где его допрашивали до утра 4 июня, после чего перевели в гостевой дом Министерства общественной безопасности, примыкающий к Циньчэну [там же: 552, 555].

У Вэй потребовал у следователей предъявить удостоверения личности и заявил, что его задержание противоречит партийному уставу и правилам. Точно так же Чжао Цзыян указывал на то, что его отстранение от должности генерального секретаря нарушало устав партии, он неоднократно ставил под сомнение законность своего домашнего ареста. Но, как пишет Родерик Макфаркуар, «законность вообще не фигурировала в рассмотрении дела Чжао, имели значение лишь сила и жесткость» [Mac-Farquhar 2009: xxiv].

То же самое можно сказать и о более обширной чистке, проведенной после Четвертого июня, ее можно рассматривать как мост между политическими движениями эпохи Мао Цзэдуна и режимом поддержания стабильности 2000-х годов. На 3-м партийном пленуме в декабре 1978 года лидеры КПК осудили существование групп по расследованию особых дел как пережиток Культурной революции и пообещали «навсегда отменить» внесудебные расследования [Гунбао 1978]. В августе 1980 года Дэн Сяопин заявил, что в Китае больше не будет крупномасштабных политических движений, известных как юньдун [Deng 1984]. Это объясняет, почему во внутренних документах, а также в некоторых кратких материалах «Жэньминь жибао» чистка упоминается как «работа» (гунцзо), а не как движение,