вспоминала бывшая аспирантка Пекинского университета, пережившая чистку осенью 1989 года. После еженедельных занятий, на которых кто-то декламировал выступления центральных лидеров и цитаты из передовицы «Жэньминь жибао», аспирантка и ее сокурсники писали самокритику. «Никто не воспринимал это всерьез, – рассказывала она. – Мы заявили, что не участвовали в протестах, но чтобы это звучало правдоподобно, мы сказали, что следовали за другими и несколько раз выходили на площадь, потому что нам не хватало революционного сознания»[124]. Две фразы из свидетельских показаний этой студентки точно описывают действия участников чистки: знание того, что они «должны были сказать», и стремление, чтобы это «звучало правдоподобно». В различных школах и на рабочих местах разные люди должны были говорить разные вещи, чтобы «звучать правдоподобно»: студенты не могли отрицать, что они шли маршем и выходили на площадь, поэтому преуменьшали значение того, что они делали. Другие стратегии включали описание несущественных вещей, перекладывание вины и откровенную ложь.

Я не знаю, до какой степени кадры Четвертого инженерного отдела лгали о том, что они делали во время движения за демократию, но чистка отдела явно была упражнением в соблюдении формальностей. В отчете на 11 страницах от 6 октября 1989 года описывается, как партийная ячейка проявила стойкость от начала до конца, были перечислены все важные выступления, изученные кадрами для синхронизации с партийным ядром, отсутствует признание существенных ошибок или проблем. «У некоторых товарищей было нечеткое понимание», – отметил автор доклада, но конкретных примеров не привел. На дискуссионной встрече некоторые рабочие признались, что слышали по «Голосу Америки» о том, что «площадь Тяньаньмэнь была залита кровью». Конечно, изучение более поздних партийных документов убедило их, что это неправда [Цинкуан баогао 1989: 4, 7].

В отчете от 6 октября упоминались «крупные местные беспорядки» неподалеку от места работ по прокладке пути к северу от Таншаня, при этом утверждалось, что партийные кадры не дали рабочим вмешаться. Руководители отдела также отметили, что 23 мая 1989 года некоторые шаньдунские рабочие, трудящиеся на проекте в провинции Фуцзянь, отправились в двухмесячный отпуск по семейным обстоятельствам. Чтобы рабочие не «сталкивались с проблемами», их отправляли домой через Таншань, а не через Пекин. «В заключение, – говорилось в отчете, – мы не только удостоверились в отсутствии у персонала нечеткого понимания, но и увеличили нашу производительность… обеспечив прибыль в размере 1 309 500 юаней, что составляет 65,14 % годовой квоты» [там же: 7, 9, 11]. Кадровые работники Четвертого инженерного отдела знали, что́ они должны были сказать, и говорили так, чтобы это «звучало правдоподобно».

Однако девять дней спустя необходимо было представить еще один отчет о работе отдела во время «сдерживания беспорядков и подавления восстания». Руководству, похоже, нечего было сказать, поэтому они перечислили названия пяти сформированных ими комитетов по расследованию. Руководители также отметили, что обнаружили «пятерых товарищей, использующих плитки, и 13 товарищей, использующих рисоварки в нарушение правил». Бытовая техника была конфискована, а правонарушителям пришлось писать самокритику. Без намека на иронию автор заканчивает доклад пустыми фразами, смыслом которых он сам пренебрегал на протяжении 12 страниц и значение которых многие коллеги игнорировали, когда писали свои резюме: «…думать о проблемах своим собственным умом, не повторять чужие слова, как попугай, и не плыть по течению» [Сеши баогао].

В сентябре 1989 года многие кадры из Четвертого инженерного отдела не могли придумать, что писать в одностраничной «Форме исследования эффективности кадров», с помощью которой они докладывали, чем занимались во время «беспорядков» и «восстания»[125]. Еще большее число партийных сотрудников повторяло чужие слова. Кадровые работники начали заполнение с основной информации в графах: Ф. И. О., должность, дата рождения, дата начала работы и дата вступления в партию. Затем они писали свое резюме в большом поле, занимавшем верхнюю половину страницы. В примечании внизу говорилось: «Если для личного резюме недостаточно места, вы можете добавить страницу »[126].

Личное резюме Чжан Инлуна, 35-летнего политрука второй группы, идентично резюме 19-летнего лидера группы Сун Юэши. Унылое содержание («я даже не был в Пекине и не сделал ничего плохого; партия была права») и точное соответствие букв и почерков. В поле, где вписывается резолюция партийной организации, на бланке Чжана красными чернилами – как знак партийного одобрения – написана фамилия Сун. В том же поле на бланке Суна, в свою очередь, одобрительная подпись Чжана. Формулировки резолюции идентичны и написаны одной и той же рукой, восхваляющей твердую позицию кадрового сотрудника, благодаря которой он не распространял слухи, не протестовал и не жертвовал деньги. Этот двойной плагиат прошел проверку у тех, кто написал внизу обоих бланков, что «по результатам изучения мы согласны с резюме и мнением партийной организации».

Человек, который писал резюме от имени Суна и Чжана, также заполнил формы для Фу Цзюньмина и Ли Юлиня – тот же почерк, то же содержание, – но предусмотрительно изменил одну деталь: пока Сун и Чжан прокладывали путь к северу от Таншаня, Фу и Ли работали на дорожном проекте в провинции Фуцзянь. Штамп с именем Чжан Инлуна и точно такое же типовое одобрение завершали работу по заполнению бланков для Фу и Ли. Расследование таким образом было окончено.

По крайней мере Сун, Чжан, Фу и Ли подумали, что было бы разумно, чтобы кто-то еще оценил их резюме. Четверо других сотрудников Четвертого инженерного отдела беспечно подписали свои собственные отчеты. Юй Чжигэнь, секретарь партии и глава профсоюза, писал, что «товарищ Юй Чжигэнь» блестяще проявил себя во время «беспорядков».

Или, может быть, он попросил кого-то другого написать резюме и характеристику от его имени; во всяком случае одобрение написанного им содержания выдано от его же имени. Пять других бланков никто не утвердил вообще – поле оценки и поле, в котором дается мнение вышестоящего начальства, пусты. Это касается резюме 51-летнего заместителя отдела Цуй Шицзюне, старейшего и высокопоставленного сотрудника, указанного в файлах, хранящихся в Стэнфорде. Цуй, которого Шестнадцатое инженерное бюро в апреле 1989 года назвало примерным работником [Гунчэнчу цзяньши 2000], упомянул, что он «убеждал» своих собственных детей, обучающихся в университетах, не принимать участия ни в каких «мероприятиях». Но он не видел необходимости показывать свой бланк кому-либо. Это было примером того, что секретарь пекинской партии Ли Симин месяцем ранее охарактеризовал как «выход на полпути». Однако это было не важно. Работа по чистке в отношении Цуя была завершена.

В то время как некоторые сотрудники Четвертого инженерного отдела неспешно вели расследование, другие усиленно думали о том, что писать. Не все бланки были плагиатом или неполными.

Резюме, не являющиеся копиями, разнообразны по содержанию и стилистическим подходам. Бухгалтер 34 лет по имени Чжоу Вэйго раскритиковал роль «отбросов общества» (выражение, которое Дэн Сяопин использовал в своих выступлениях) в подстрекательстве к мятежу, упомянул визит Михаила Горбачева в Китай и спросил, почему партийный центр не применил силу еще раньше, чтобы остановить протесты. Цитирование или перефразирование Дэн Сяопина было безопасным ходом, перенятым другими, в том числе двумя высокопоставленными лицами, писавшими, что события были определены «широкой международной средой и более узкой средой внутри страны»[127].

Помимо Дэн Сяопина и Горбачева в резюме фигурируют и другие имена, в том числе свергнутый лидер Чжао Цзыян, которого один из руководителей обвинил в «поддержке беспорядков и расколе партии», а также сменивший Чжао Цзыяна Цзян