Шрифт:
Закладка:
Поток плазмы врезался в пол под углом; секунду Гедимин держал его на одной точке, потом, опомнившись, медленно сместил в сторону. На полу остался глубокий проплавленный след. Держать сфалт под таким углом было неудобно, и сармат снова сместил его, отсчитывая про себя секунды. Плазма не иссякала. От стены к стене медленно вырисовывалась непрерывная зубчатая линия.
Когда она почти упёрлась в дальнюю стену, Гедимин опомнился. Поглощающая пластина встала на место, снова щёлкнул переключатель, выдёргивая обсидиановые линзы из реактора. Накалившийся корпус жёг пальцы. Сармат кинул оружие на стойку, сдвинул щиток с миниатюрного экрана и облегчённо вздохнул — реактор отключился.
Он оставил сфалт с работающей системой охлаждения на стойке — надо было как следует его остудить, такой горячий корпус уже тяжело было держать в руках. Прорезанные в полу борозды ещё дымились, когда Гедимин склонился над ними со сканером, замеряя глубину. Несколько секунд он смотрел на экран, перечитывая результаты измерений, потом выключил сканер и тихо рассмеялся. Сфалт ещё не остыл, но сармату это не помешало — он обхватил реакторную камеру, прижимая её к груди, и крепко обнял. «Надо охладитель поменять,» — мелькнуло в мозгу и тут же отступило перед единственной мыслью, гудящей в ушах: «Настоящий реактор. Мой. Только мой…»
03 января 16 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
Сфалт лежал в лаборатории на самодельной оружейной стойке; с него свисал кабель, уходящий в стену, — Гедимин эксперимента ради запитал от ненужных уже аккумуляторов освещение и вентиляцию в туннеле, и везде, кроме его «ниши», было тихо и темно. Корпус оружия медленно остывал, немного переделанная система охлаждения прогоняла жидкость от реакторной камеры к соплу. Гедимин вполглаза следил за термодатчиками, лениво думал, что надо бы встроить в сфалт небольшой преобразователь, и сооружал из обрезков тонкого фрила ящик. Это напоминало сбор мозаики — соединить листы, подровнять края по форме, дождаться, пока очередной шов затвердеет… Сфалт ради такой работы можно было не включать — хватало и наручного резака.
«Четыре кубометра… Надо будет набрать песка и разных обломков,» — мысли сармата текли неспешно. За сборкой «мозаики» думалось спокойно — мозг отдыхал, работали только руки. «Каждый день дежурный отряд уходит в дюны. Дам им контейнер, пусть нагребут песка. За два-четыре дня наберётся, сколько нужно. А я накрошу обломков с полосы препятствий. В рыхлом грунте встречаются камни, это надо учесть в модели…»
Вдалеке загудели, открываясь, двери, и кто-то с удивлённым возгласом щёлкнул переключателем. «Ренгер,» — Гедимин посмотрел на недособранный контейнер и очень неохотно выключил резак. «Видимо, по делу. Так-то тут ходить незачем.»
Он осторожно приоткрыл дверь, но Ренгер, не обратив внимания, прошёл мимо. Гедимин увидел его спину — ликвидатор остановился у огневого рубежа, несколько секунд стоял там, затем откинул планку и вошёл в опасную зону. Гедимин видел, как он опускается на каменный пол и внимательно что-то разглядывает, а потом тянется к наручному сигма-сканеру.
«Прорези в полу!» — сармат смущённо сощурился. «Гедимин, ты болван. Давно пора было их заделать! Там вся скала исполосована крест-накрест…»
Он отодвинулся вглубь лабораторной «ниши» и поднял со стола обрезки фрила, примеряя их друг к другу. Почти минуту снаружи было тихо. Затем, когда Гедимин уже углубился в «склейку» разномастных листов, в коридоре послышались тяжёлые шаги. Ренгер отодвинул дверь и остановился на пороге.
— Я заделаю прорези, — виновато пообещал Гедимин. — Закончу тут и…
— Ты их глубину мерил? — перебил его на полуслове Ренгер. Гедимин мигнул.
— Там не было никаких конструкций, — быстро сказал он. — И коммуникаций тоже. Я проверял. Если что…
Ренгер резко мотнул головой.
— Восемь метров сквозь гранит! Каждая линия — один заход, так? От стены до стены?
Гедимин нехотя кивнул. Ему было досадно. Полосовать гранит плазменным резаком — это развлекало, но смысла практически не имело — важнее было отрегулировать мощность, чтобы снова вести плазменную сварку, не прорезая насквозь заготовку, руку и два соседних здания. Вот с этим-то и были проблемы.
— Показывай, — отрывисто приказал Ренгер, опираясь двумя руками на стол. Гедимин покосился на термодатчики, нехотя отсоединил кабель и со сфалтом в руках выбрался к огневому рубежу.
В этот раз сопло пришлось сильно наклонить — нетронутого места в туннеле осталось немного. Ослепительно-белая «проволока» упёрлась в камень. Со стороны казалось, что она просто скользит по граниту, но за ней оставался глубокий проплавленный след. Гедимин вёл поток под углом, аккуратно выписывая круг; когда линия замкнулась, он закрыл реакторную камеру и выдернул стержни.
— Керн, — едва заметно ухмыльнулся он, глядя, как вырезанный гранитный конус под собственным весом наклоняется, отламываясь от перерезанного основания, и прикипает к оплавленному краю круга. — Всегда нужно следить за потоком. И нагрев… Всё равно слишком сильный нагрев.
Ренгер отобрал у него сфалт, подержал в руках, куда-то прицеливаясь, покачал головой и вернул инструмент владельцу.
— Если без нагрева — сколько оно так может?
Гедимин задумчиво поглядел на приклад — туда, где находилась реакторная камера.
— Лет четыреста. Пока ирренций не выгорит. Если только он не синтезирует себя заново. Должен получаться уран… наверное, можно развернуть процесс вспять…
Ренгер крепко ткнул его кулаком в грудь, и сармат, вырванный из размышлений о различных режимах реакторов, растерянно мигнул.
— А если без шуток? Сколько оно проработает, если не расплавится? Час, два?
Гедимин недовольно сощурился.
— Я же сказал — пока ирренций не выгорит. Будет воздух и излучение — будет плазма.
Ренгер пробормотал что-то еле слышно и отступил назад, пристально глядя на сармата.
— Всё-таки сделал… Я не сразу понял, о чём, но похоже на то. Ты затолкал туда альнкит?
— Просто реактор, — буркнул сармат. — Альнкиты… Они мне не очень.
Ренгер снова что-то пробормотал — вроде бы по-сарматски,
