– Ты че, блядь, несешь, Стивен? – спросил он. – У меня нет проблем с наркотиками; я их даже никогда не принимал!

– Что? – ошарашенно спросил я. – Нет, серьезно? Ты даже никогда не курил траву?

За этим последовало выразительное «нет». Кто бы мог подумать, что Mother of Invention не хотели танцевать с Лири, обмениваться слюной с Кизи или… и все же, если он никогда… НИКОГДА… не занимался любовью с Дон Жуаном, воином яки из племени пейот, то как, блядь, он смог написать Over-Nite Sensation и Weasels Ripped My Flesh? Это был тревожный звонок для парня, чье воображение Алисы Б. Токлас выросло на той же почве, что и обдолбанные трубадуры шестидесятых. Я думал, что он один из нас – потерянных, проклятых, неизлечимо уникальных. Так и было. Просто он не принимал.

Но почему я так ошибался, думая, что Заппа написал такую эйфорическую музыкальную прозу… и что она не была основана на эйфорическом наркотическом веществе? Даже если он никогда не принимал наркотика, он чувствовал любовь. Любовь – это и ЕСТЬ наркотик (я знал это еще до того, как мне об этом сообщил Брайан Ферри). Фрэнк чувствовал боль, тоску и печаль, а это своего рода наркотики. Вообще-то, когда мы боимся до усрачки, наше тело высвобождает эндорфин и адреналин – вы только посмотрите на молекулярную структуру адреналина. Это практически то же самое, что и наркотики.

Для меня это была новая истина. Фрэнк был под кайфом от одной музыки. Это Лао-цзы считал, что комнату определяют не стены, а пространство между стенами? УХ ТЫ! Или это я считаю, что песню определяют не ноты, а пространство между нотами?

* * *

В 1975 году, когда вышел альбом Toys in the Attic, мы играли с Dolls в Max’s Kansas City. Я понял, что будет нечто крутое, когда в клубе нас встретили, как Джо Нэймета на суперкубке. В воздухе витало столько волшебства, что Лу Рид стал похож на Гудини. Aerosmith и New York Dolls – брак, заключенный на небесах. Дэвид – это просто я на стероидах и двадцатисантиметровых каблуках. Dolls выступили ПО (просто офигенно!). От Йохансена я перенял экстравагантность и мудрость вперемешку с язвительностью. Но не стоит меня недооценивать… у меня и своего полно. Я никогда не хотел выступать с помадой и высокими каблуками. Хотя, может, каблуки не помешали бы – тогда мои ноги были бы не настолько убиты, потому что на каблуках сложно столько прыгать. Мне нравилось играть с Dolls и их неотъемлемой атмосферой «ух ты». Их фишки и названия песен. Но мне казалось, что на нашем чердаке больше игрушек. Они зрелищно вспыхивали, а мы разводили костер.

Когда ты подросток, мастурбация скорее про скорость и скрытность, а не про наслаждение и момент. Позже мои рассуждения кончились на том, что лучшее в мастурбации – тот факт, что тебе не нужно ничего показывать. Dolls представляли собой гламурный шик. Так можно описать любой дымный вечер в клубе «Макса». Музыкальный социализм: никаких хедлайнеров. В туалете было полно травы, группы выстраивались в линию, и кто первый употребил, тот и шел на сцену. Aerosmith, Dolls и Уэйн Каунти. И да, на каждом столе стоял херов нут. Его использовали скорее как оружие, а не закуску. Уэйн ставил на сцену туалет, потом протягивал туда руку, хватал горсть собачьего корма из миски между ног и растирал его по всему телу, как будто размазывал дерьмо. Тогда мы выступали только ради одного, и все мы играли по одной причине. Мы приходили, чтобы делать все, что хотели. Я называл это: «Veni, vidi, vici, veni redux». Что на латыни означает: «Мы пришли, мы увидели, мы победили – и мы пришли снова».

Я так накидывался, когда тусовался с Dolls. Джонни Сандерс, один из гитаристов, встречался с близняшкой по имени Лиза, и ее сестра, Тереза, была очень милой. Мы с ней встречались достаточно долго, чтобы в итоге пожениться, и у нас родились двое прекрасных детей. Опять же, как двойняшки. Разве не забавно?

У Джонни Сандерса слетали все катушки. Из-за его зависимости он в итоге рисовал на потолках гостиничных ванных комнат граффити из собственной крови. Его подружка рассказывала, как заходила в ванную и видела его инициалы на потолке. Я называю это танцами с дьяволом. Он умер, как и многие члены группы, – они были одержимы саморазрушением. В отличие от Dolls, мы время от времени выплывали наружу. По крайней мере, сначала.

Нам потребовалось еще несколько лет, чтобы выстрелить, но мы никогда не останавливались. Музыка была нашим фитилем, а наркотики – спичкой. Подобно римской свече, из которой вылетали семь пылающих звезд, каждая из которых была для нас альбомом, мы привыкли жить и выживать под космическим влиянием. Наркотики для меня были черной дырой… меня влекло к ней, и я не боялся, что из-за нее окажусь на другой стороне.

Примерно в это время в мою жизнь вошло неземное существо. Впервые я встретил Сиринду Фокс, когда мы с Дэвидом Йохансеном прогуливались по улицам Виллидж. Она была роскошна и гламурна, с белоснежной кожей (с щепоткой Нормы Джин) и белокурыми волосами, как сахарная вата. Дэвид был ее мужем и возлюбленным, но она пожирала меня глазами. И вот я сидел, смотрел на нее и думал: «Что у них за хуйня творится?» Эта ненасытная лиса по имени Сиринда была лучшей подругой жены Джо, Элиссы, и та отлично понимала, что происходит между нами, поэтому пригласила Сиринду на гастроли с группой.

В это время Сиринда играла прелестную Лолиту, а мы тем временем месяцами играли на гастролях в кошки-мышки. Она не подпускала меня к себе. Ты хочешь? Не получишь! Ей нравилась моя репутация рок-звезды.

Пока слава становилась все более хаотичной, нам же приходилось становиться все более организованными. Раньше мы хранили все наше дорогое оборудование в фургоне и оставляли на дороге, что было не очень умно. Спустя какое-то время Рэй нашел для нас здание за сорок тысяч долларов, и мы его купили, чтобы хранить там оборудование и записываться, и в итоге превратили его в наш «Центр управления». Оттуда Рэй вел все дела по мерчандайзингу для фанатов. Он был в Уолтеме, Массачусетс, прямо напротив студии Moe Blacks, и мы называли его «Хранилище». Рэймонд всегда думал наперед, возможно, иногда действительно передом, но все же.

Когда ты подросток, мастурбация скорее про скорость и скрытность, а не про наслаждение и момент. Позже мои рассуждения кончились на том, что лучшее в мастурбации – тот факт, что тебе не нужно