Защитники толпами бросились к берегу, но не многие успели спастись вплавь: большинство погибло под пулями, завалив телами овраг. Туркестанцы потеряли всего двух человек. В то время, когда пехота штурмовала окопы, Скобелев схватил оренбургскую и уральскую сотни и направился с ними к махрамским садам. Впереди протекал глубокий арык. Казаки перешли его вплавь и только что устроились, как заметили толпы коканцев, отступавших с махрамской позиции вдоль берега. Выхватив шашки, казаки понеслись вихрем. Первыми врубились Скобелев и его конвойные – Евграф Греченко, войсковой старшина Решетников и вахмистр Крылов. Этот Греченко был беглый русский драгун, проживший в Кокане 20 лет. Свою вину он искупил тем, что во время пребывания посольства в Кокане первый предупредил его о близости восстания.

Коканцы никак не ожидали такого удара, среди них раздались крики: «Джау! Джау!» (Неприятель), пехота бросилась к берегу, конные пустились наутек. Казаки спрыгнули с крутого берега, истребили пехоту и погнались за конницей. Уже 10 верст продолжалась погоня: и люди, и лошади стали утомляться, а между тем, с гор подходили новые толпы конных врагов на свежих лошадях. Скобелев остановил казаков и, оглядевшись, увидел за версту от себя около 10 тысяч неприятельских всадников, спешивших на выручку, у него же под рукой только 4 сотни. Коканцы уже заметили их, раздались зловещие крики восторга, и они стали охватывать казаков, чтобы сбить их к горам. Минута была опасная, даже Скобелев задумался. Но среди туркестанцев укоренилась привычка взаимопощи, они не ждали особого приказания и при виде опасности беззаветно бросались на выручку. В этот раз вынесся с ракетными станками капитан Абрамов. Подскакав на самый близкий выстрел, он выпустил полтора десятка ракет: испуганные кони заметались, стали опрокидываться, топтать всадников, и скопище отхлынуло.

Лихие казаки притащили к ставке командующего войсками 2 орудия, множество значков и бунчуков. Всего было взято под Махрамом 39 орудий и 1½ тысяч ружей.

По словам пленных, там были собраны все наличные силы мятежников, т. е. кипчаков и кара-киргизов, приблизительно около 30 тысяч. Абдурахман бежал одним из первых, он проскакал с 3 тысячами всадников мимо Кокана, по направлению к Маргелану.

Кокан. Мечеть Омар-хана (славится своими галереями, украшенными резьбой по дереву)

Давши отдых войскам, Кауфман выступил по дороге в Кокан. Дорога уже пролегала между густо заселенными кишлаками и полями, отлично обработанными под хлебные растения: люцерну, хлопчатник и марену. Чем более отряд углублялся в оазис, тем участки становились мельче и мельче, а обработка все лучше и лучше, чаще стали попадаться глиняные заборы, из-за которых возвышались рядами шелковица со сладкими ягодами и тополь, между посевами попадались бахчи, огороды с дынями, арбузами и корнеплодами, еще ближе к Кокану – только виноградники и огороды. Каждый крошечный участок, кроме забора, обсажен двумя рядами деревьев – тополь, тал, карагач, грецкий орех; в садах произрастают гранаты, яблоки, груши, сливы, черешни. По дороге то и дело встречались пешие и конные, арбы, нагруженные доверху плодами этой благословенной земли. На каждом ночлеге являлись к генералу окрестные жители с достарханом и заявлением покорности, а под самой столицей явилось посольство от хана, с которым были возвращены и все наши пленные. По расспросам оказалось, что доктор Петров и прапорщик Васильев были окружены шайкой мятежников на почтовой станции, где они долго отстреливались, пока их не схватили и не зарезали. Несчастная девочка видела, как отрезали голову отцу; ее вытащили полумертвую из тарантаса и отправили верхом в Кокан. Теперь все глядели на сиротку с сожалением, а многие не могли удержаться от слез. Впоследствии она с сестрами была обласкана Государем Императором и помещена на воспитание в казенное заведение.

Приближаясь к столице, Кауфман уже знал ее расположение и все к ней подступы. Скобелев, в бытность свою в Кокане, нанес на план все, что имеет значение в военном деле, как-то: направление стен, расположение ворот, помещение и силу батарей, даже обозначил окрестности верст на пять кругом. Этот замечательный труд был исполнен скрытно и подвергал храброго офицера большой опасности. Кауфман расположил свой отряд в трех верстах от городской стены против Сары-Мазарских ворот, и в тот же день часть стены была занята нашей пехотой. Когда роты подходили уже к воротам, генерал получил телеграмму, в которой Государь Император благодарил его и весь отряд за молодецкое дело под Махрамом. Царское «спасибо» туркестанцы встретили с восторгом: могучее «ура!» огласило окрестности и переполошило город, свидетелем этого события был сам хан, выехавший навстречу генералу с многочисленной свитой.

Столица ханства расположена в двадцати верстах от Сыр-Дарьи, на равнине, и окружена 4-саженными стенами и тройным рядом рвов, которые могут быстро наполнятся водой из городских оврагов. Кокан гораздо лучше и опрятнее, чем все остальные города: улицы в нем широкие, есть бульвары и много кирпичных зданий совершенно таких же, как стоят у нас, с большими окнами, дверями, с печами и зеркалами. Эти дома принадлежат коканцам, подолгу проживавшим в России. Но главным украшением города служат вековые карагачи, до сажени в поперечнике, разбросанные между домами и мечетями. Коканский базар самый богатый во всем Туркестане. Там можно найти все, что производит страна, кроме того, привозные товары из России, Персии, Англии и Индии. На месте ткут ткани, мало чем уступающие бухарским, коканские медники искусно выделывают котлы, посуду, а на монетном дворе отливали в свое время пушки и сверлили ружья. В центре города помещается цитадель, урда, где дворец хана. Это высокое и красивое здание, на небольшом холме, стены дворца блестят, как узорчатые ткани, разбросанные там и сям арабские надписи придают еще больше красоты пестрой мозаике. Вся внутренность урды застроена саклями для помещения придворного штата и сарбазов. Назначение урды заключается не в том, чтобы дать отпор неприятелю, а в обеспечении большей безопасности ханской особы, на случай заговора. Для этой цели к воротам выставляется караул из сарбазов, а на ночь отряжаются особые часовые, которые обязаны безостановочно наигрывать на свирели. Особый дозор обходит по ночам часовых, да и сам хан зачастую их проверяет. Несмотря на все эти предосторожности, жизнь азиатского владыки находилась всегда в опасности, особенно в Кокане, где трон бывал легкой добычей любого насильника. Кроме того, она однообразна и скучна. Худояр-хан, отец Наср-Эдина, вставал обыкновенно очень рано и после молитвы переходил в приемную, где его ожидало человек 10–12 самых близких. Он по очереди их подзывал и выслушивал доклады, а если уставал от долгого сидения на полу, то вызывал в особую комнату, что считалось большим почетом.

Часов в