очень неплохо удобренными полями: хотя с минеральными удобрениями в стране и было крайне неважно, тем не менее удалось закупить в Германии довольно приличные объемы калийной соли, а так же завезти в поля и торфа вышло очень прилично. Торф, конечно, удобрение довольно сомнительное, но именно под картошку он очень неплох (особенно, если в него еще и извести добавить или доломита): земля становится более рыхлой и картошке проще расти становится. Но как оно будет на самом деле, никто пока не знал.

Еще несколько (правда очень «локальных») центров по выращиванию картошки на карте России «нарисовались» в других местах: триста тысяч гектаров было картошкой засажено вокруг Переславля-Залесского, почти четыреста тысяч — вокруг Ростова Великого и почти столько же в районе Новгорода и Старой Руссы. Там из озер ила вытащили много, им поля удобрили — и по всему выходило, что урожаев в этих местах можно было ожидать рекордных. По крайней мере в Переславских полях, по прикидкам профессоров Сельхозакадемии, урожаи меньше двухсот пятидесяти центнеров с гектара были «крайне маловероятны».

— Я одного понять не могу, — выразил свое удивление на состоявшемся в начале июня совещании Андрей, — если у нас, даже не считая сделанных ранее запасов, провианта на следующую зиму ожидается вполне достаточно, то почему тогда у большевиков голод-то случился?

— Удивляться тут вообще нечему, — ответил ему Иван, — во-первых, потому что тогда страной правили откровенные сволочи, а во-вторых у крестьян не было наших ста семидесяти тысяч тракторов. А еще не было новых железных дорог, по которым еду можно быстро перевозить в пострадавшие от засухи районы. Но это вообще, скажем, вторичные факторы, а главным там была война. Гражданская война и, по большому счету, полный развал как промышленности, так и сельского хозяйства.

— Насчет войны — это понятно. А почему ты тогда на первое место поставил сволочей?

— Потому что большевики тогда ограбили церкви и вообще всех, до кого дотянулись — и набрали ценностей на два с лишним миллиарда рублей. На эти деньги можно было купить миллиард бушелей пшеницы, то есть двадцать пять миллионов тонн — но большевики на закупку продовольствия истратили из собранных денег только около семидесяти миллионов, к тому же закупали они продовольствие по очень сильно завышенным ценам. И вместо того, чтобы на каждый голодный рот завезти по пять центнеров зерна, они в этот рот положили около шести килограммов. А куда делись остальные деньги — история умалчивает. То есть не совсем умалчивает, Сталин вроде бы со счетов верных ленинцев в американских банках деньги до тридцать седьмого года потихоньку выковыривал. Ты у кого-нибудь из Библиотекарей спроси, они историю очень подробно изучали.

— Понятно… Но тогда получается, что мы всех этих голодных накормить вообще без проблем можем. Так какого же хрена…

— Можем. Более того, мы их накормим и с голоду у нас точно никто не умрет. Но если под шумок мы вывезем в Сибирь и на дальний Восток миллионов пять нахрен здесь не нужных людей, то положительные эмоции нам будут обеспечены еще лет на десять. Очень положительные: на Дальнем Востоке мы уже начинаем строить два новых металлургических завода, тракторный, автомобильный — и вот весь этот человеческий балласт там нам обеспечит основу уже рабочего класса. Я уже не говорю о железных дорогах…

— По-моему, ты только о них и говоришь.

— Ну конечно, транспорт — это наше все. А когда есть транспорт… мужик-то — он по природе своей жаден и завистлив, и благодаря этому новые прииски дальневосточные очень быстро стране золотишко выдают, поскольку с трудовыми ресурсами, которые уже осознали, что пахать и сеять там уже поздновато, на приисках проблем нет. Лично я ожидаю, что в этом году мы оттуда золота привезем уже больше ста тонн, но если… когда мы сможем на эти прииски без особых проблем заводить современную технику, поток ценного металла прилично увеличится.

— Это да, до пяти тысяч тонн нам все же осталось многовато.

— А сколько сейчас нам накопить получилось?

— Янки золото, как Штюрмеру и обещали, нам доставили полностью, и золота у нас сейчас в загашнике почти три с половиной тысячи тонн. Но если мыть всего по сотне тонн в год, то еще нам тут пахать придется пятнадцать лет.

— А если сидеть на попе ровно и ничего не делать, то и за двадцать пять можно постараться. Пока у нас есть невостребованный трудовой ресурс, я предлагаю потихоньку начинать освоение Мурунтау.

— А харя у нас не треснет?

— Отнюдь. И как раз ситуация политически подходящая: засуха, Россия тратит миллионы на системы орошения всего, что только можно и нельзя оросить — так что если мы начнем строить оросительную системы в Кызылкумах, никто и ухом не поведет. А водопровод там придется строить, боюсь, минимум года три…

— Что тебе для водопровода надо?

— Лично мне вообще ничего не надо. А водопровод будет строить… я тут нашел одного поручика отставного, который еще до войны как раз занимался постройкой всяких систем водоснабжения, так вот он хочет протянуть там две трубы, железобетонных трубы диаметром по три метра. Так что ему будет нужен бетон, железо опять же арматурное, могучая электростанция… скорее всего угольная, поэтому там и железная дорога, чтобы этот уголь возить, понадобится.

— А у нас…

— А у нас ничего этого нет, поэтому начинать строительство рудника в Мурунтау нужно с металлургического комбината в Караганде. Андрюш, Кригер-Войновскому ты поручишь постройку железки в Караганду?

— А ты на легкие работы свалить хочешь?

— Именно так. Мы тут подумали, и я займусь постройкой металлургических заводов в районе Борзи и неподалеку от Урги. Есть мнение, что в тех краях можно через пару лет снимать по миллиону тонн стального проката в год. И я постараюсь это мнение оправдать.

— Из тебя же металлург…

— Ну я же сказал: наше всё — это железные дороги. И чтобы их выстроить, чтобы трассы проложить… я с народом пообщался и понял: лучше меня или тебя сейчас никто трассу нужных дорог не проложит. Но ты занят, так что у меня и выбора-то нет. Только ты мне все же помочь немного должен будешь.

— Трассы прокладывать? Это я, конечно могу, но…

— Нет. Ты мне жену ненадолго одолжи: там придется с монголами очень серьезно договариваться, а сам я с этим точно не справлюсь. Ну а «мать всех