— Упертость — тоже одна из отличительных черт социалистов, и вы мне ничего нового не продемонстрировали. Для вас если факты противоречат вашим идеям, что такие факты вы просто игнорируете — а зря. Итак, рассмотрим сферического мужика в вакууме…

— Какого?

— Среднего, обобщенного мужика. Итак, девяносто процентов крестьянских хозяйств в России владеет ходя бы одной лошадью — то есть такими сирыми и убогими, какими вы желаете мужика видеть, является всего процентов десять пейзан. А у остальных тягловая скотина имеется, однако они, несмотря на это, хлеба выращивают столько, что им самим на прокорм не хватает.

— У них лошади едва живые, на них много не напашешь…

— А почему едва живые? Потому что им кормов не хватает, хотя бы сена того же. Но тут ведь вот какая заковыка: в деревнях покосы у всех примерно одинаковые, но середняку сена с этого покоса хватает, причем часто не на одну, а уже на пару лошадей, а у бедняка сена острая нехватка. Спрашивается вопрос: почему? И ответ получается для вас очень неприятным: середняк на покосе отдыха не знает, умудряется с выделенного луге три покоса за сезон снять, и все скошенное сено домой к себе привозит. А бедняк хорошо если один покос проведет, сено оставляет в стогах на лугу — мол, зимой при нужде привезу, вот его лошадке жрать получается и нечего. И коровке тоже жрать нечего, поэтому у коровки молока надоить достаточно не выходит.

— Но вы… вы просто не знаете, как люди в деревне живут!

— Ну да. Я, между прочим, в деревне родилась, до девятнадцати лет в деревне прожила, с пяти лет спины не разгибая, троих детей буквально в поле рожала… один там и помер, царствие ему небесное. И пока мужа на войну не забрали, мы во всей деревне чуть ли не лучше всех жили. Потому что работали именно как я сказала: с рассвета и до заката. Но деревня небольшая была, там таких работящих более и не было, а вот в соседнем селе пятеро таких семейств в товарищество объединились — и что вы думаете, чуть не каждый второй к ним побираться приходил. А вот в работе помочь за прокорм или денежку невеликую сделать — так нет, это ведь супротив божьих заповедей за милостыню что-то взамен требовать!

— Хм… а как же кулаки батраков себе нанимали?

— господи, как же вы страной управля… ть собирались, если вообще не понимаете, чем народ живет! Кулак батраков за долги нанимал, а как он эти долги при неотдаче мог выбить, я вам потом как-нибудь расскажу, сейчас прост времени нет. Сейчас нужно работать, и сделать вам нужно максимально быстро следующее: ТОЗам как можно быстрее просто земли добавить, дармоедов и мироедов из деревни убирая как можно дальше… и как можно быстрее. Ну, с мироедами мы и без вашей помощи справимся. А вашей основной задачей будет выселенным дармоедам очень доступно объяснить, что с ними нянчиться никто больше не будет, и если они все же хотят не умереть с голоду, то должны очень усердно трудиться. И объяснить, что тем, кто трудиться будет, Держава помощь всякую окажет — а вот кто и дальше будет ваньку валять, того выселят еще дальше и там уже вкалывать придется изо всех сил чтобы просто не сдохнуть. Ну, или сдохнуть, Держава по этому поводу плакать не станет.

— Это… это бесчеловечно!

— И вы опять ошибаетесь. Мы огромными усилиями создали условия, позволяющие всем этим голодранцам и дармоедам в нынешнюю… в грядущую засуху не помереть. Но выжившие должны будут понять: их страна спасает в последний раз. Потому что спасти их сейчас удается лишь потому, что была война и армия, по окончании войны, под руководством офицеров и генералов сделала то, что мужики сами были обязаны сделать. Но теперь армия эта большей частью демобилизована и за мужиков уже трудиться некому. Мы этим людям даем еще один шанс начать жить хорошо, но шанс этот — последний. Скажу уже совсем просто: чтобы эта рвань не сдохла в нынешнем году с голода, вся страна почти три года жила впроголодь. Но больше мы тех, кто работает на благо России, голодом морить не станем. По одной простой причине не станем: врагов у России много, британцы с французами уже зубы точат на наши земли — и чтобы эти зубы им обломать, нам нужны рабочие — сытые, умелые и довольные жизнью рабочие, могучая армия — тоже сытая и умелая. А те, кто объедает рабочих и солдат, нам не нужны, нам нужны те, кто солдат и рабочих кормит. Это-то, надеюсь, понятно?

— Да.

— Вот и отлично, идите работать. А если у вас еще какие-то новые прогрессивные идеи возникнут, вы скачала с ними к Еле подойдите, а лучше ко мне: Еля тоже про мужиков не очень понимает…

Из разговора с Наталией Сталин сделал совсем не те выводы, которые ожидала его собеседница, но все же то, что поручено, он принялся выполнять со всем усердием: все же до него дошло, что сейчас руководство страны на самом деле именно людей от смерти спасает. Потому что уже в начале апреля стало ясно абсолютно всем: урожая сколь-нибудь приличного ожидать не приходится. Даже в Москве температура ночью не опускалась ниже шестнадцати градусов, а в том же Саратове, например, ночью температура была в районе двадцати, а днем и до двадцати шести поднималась. И при этом на небе даже маленьких облачков видно не было…

На юге России погода точно ничего хорошего не обещала, а севернее все же картина была не настолько грустной. Уже в Тульской и Нижегородской губерниях все же народ, скорее всего, мог бы до следующего года как-то прокормиться, а еще севернее погода была для сельского хозяйства и вовсе замечательная. Скорее все же терпимая, однако поднятые на уши агрономы из сельхозинститутов рассчитывали и кое-что на стол «пострадавшим губерниям» подкинуть. Особено много рассчитывали подкинуть из губерний Смоленской, Тверской, Псковской и Могилевской: там огромные площади были просто засажены картошкой. То есть картошки много где насажать успели, но в этих четырех губерниях ее было особенно много — и, что было не менее важно — крестьяне там (под руководством этих самых агрономов) за картофельными полями усиленно ухаживали. За