Иваны да Елисеи мимо нее смотрели, как она ни рядилась. Вот почему та, что Милорадой назвалась, не разглядела в ней свое отражение. Скрыл Кощей-батюшка падчерицу свою ото всех, а она-то думала, что больше никому и не нужна, жила всю жизнь в мороке, как в коконе.

Ольга поджала губы и осела на подстилку из сена. Потерла глаза, подперла подбородок руками.

– А теперь все по порядку и еще раз, – попросила она и обернулась к кошке: – Так ты и есть Милорада?

– А ты – дочь Даны, которая мою матушку сгубила и землю кровью напоила.

– Интересная будет ночка, – прокряхтел Влас, устраиваясь поудобнее.

Глава 21

Госпожа Милорада сидела в отведенных ей покоях и страдала от тоски. Жених щедро окружил ее всевозможными безделушками, лишь бы невеста не чувствовала себя обделенной. На столиках и полочках переливались украшения, в массивных рамах стояли картины: на стенах для них не хватало места. Шкафы и сундуки ломились от распрекрасных платьев. Даже княгиня не видала столько нарядов, а что уж говорить о девице, однообразная жизнь которой прошла в лесу, разбавляемая только редкими визитами головорезов и всякой нечисти. Дана изо всех сил напоминала себе о той роли, что взялась играть.

Как удачно все сложилось. Она столько лет напаивала плодородные земли Дола смертью, чтобы, как в силок, приманить Кощея, а самое простое решение оказалось под боком. И не надо было переплетать ниточку судьбы, не надо было искать встречи. Почему она сразу не додумалась, что Кощей – великий и могучий, напугавший ее до первых седых волос и проклявший на всю оставшуюся бесконечную жизнь – всего лишь мужчина? Мерзкий похотливый старик, боящийся признать собственную дряхлость. Ну ничего, с такими Дана всегда умела найти общий язык.

Она примерила одно за другим все подаренные Кощеем платья. Подушечки пальцев начали саднить от драгоценностей и выпуклой вышивки. И отчего при Кощеевом дворе так любили черный цвет? Дана ничего не имела против: с ее истинным лицом изумруды и ониксы смотрелись бы прекрасно, но вот бледная кожа и рыжие волосы лесной девки в них терялись. А если начать присматриваться, то в отражении можно было разглядеть, как обвисает и покрывается язвами молоденькое лицо, никак не желающее приживаться на чужом теле. Злилась бывшая княгиня, пудрилась, румянилась, да понимала, что скоро уж невооруженным взглядом станет заметно расползающееся по маске невесты уродство. Нужно было торопиться, и «госпожа Милорада» делала все что могла. Отваживала от Кощея его сподвижников ближайших, отвлекала, разлучала. А тут еще этот простофиля-Святослав явился с невестой своей кошачьей. Когда Кощей с улыбкой рассказывал ей о юнце, Дана чуть не вспыхнула от гнева, но решила, что и это ей на руку. Раз уж дело начато, нужно довести его до конца.

– Как поживает моя невестушка? – проворковал Кощей, протискиваясь в узкую дверь. До чего уморительно было смотреть, как эта вековая развалина в ее присутствии превращается в пылкого юнца, обжигающегося об собственную горящую шишку.

Он осторожно притворил дверь и встал на почтительном расстоянии.

– Все хорошо, свет мой.

– Не зябко ли тебе?

– Холодно, свет мой, но то после жаркого лета.

– Понимаю, душа моя, но тут уж я бессилен.

– Неужели Кощеевой власти и премудрости не хватит, чтоб растопить снег? – вскинула брови невеста.

Кощей прошел к окну и жестом поманил девицу.

– Гляди внимательно, госпожа Милорада. Каждая снежинка – память, спящая душа того, кто уже отходил свой земной путь. И они тут навсегда.

– Навсегда ли?

– Ну, не совсем. Когда в людских землях начнется зима, мы с Ольгой набьем облака этим снегом и отправим обратно. Просыпятся облака сугробами, по весне все растает и напитает землю водой, и прорастет новая трава, будут из нее птицы гнезда вить, коровы – есть, телят молоком кормить. И пойдет жизнь по вечному кругу.

– А если снежинка тут останется, получится из нее обратно живое вернуть? – как бы невзначай Лжемилорада положила руку поверх ладони Кощея. Хозяин дворца довольно покряхтел.

– Нельзя этого делать. Против природы это.

– Нельзя или невозможно? – настаивала она. – Если на что-то Кощеевой силы не хватает, ты так и скажи, свет мой, я пойму.

– На все хватает, милая моя. И на тебя хватит. Вот увидишь, когда сад распустится, а мы в нем свадебку-то сыграем, – заулыбался он, ну точь-в-точь деревенский паренек, на полынье крестьянку обхаживающий.

Зарделась невеста, потупила глаза, как невинная девица, когда опустилась костлявая рука на ее талию.

– Не торопись, жених мой. Сперва обещание исполни, – напомнила она, выпутываясь из его хватки. – А что до воспитанницы твоей…

– А что с Оленькой? Опять она тебя расстроила? – нахмурился Кощей.

– Нет, что ты, дорогой мой. Думаю вот: может, ее тоже замуж отдать? Девка-то взрослая уже. Не пора ли ей счастье свое при супруге обрести? Не вечно же на твоей шее сидеть.

– Да как же это? Она всю жизнь при мне, – заморгал Кощей. – Кто будет дворцом заведовать? Воронов кормить? Тебя развлекать, в конце концов, когда меня дома не будет?

Рассмеялась госпожа Милорада, да так звонко, что в переливах ее нежного голоса растворились невесомые шаги. Ланью бежала от покоев невесты Ольга, а лицо ее горело, как от пощечин. Стеснило грудь яростью и тоской, а на языке застыла горечь невымолвленных слов. Хотела она Кощею как есть все высказать, изобличить самозванку да свое происхождение раскрыть, но услыхала их перешептывания с заигрываниями, и тут же в груди все чувства в камень обернулись. Воронов кормить! Очередную невесту развлекать! Вот зачем батюшка ее растил и колдовству обучал. Чтоб при себе держать и тоску разгонять в ожидании новой девицы.

Возле дверей зимнего сада Ольга сбавила шаг, перевела дыхание и, перекинув косу через плечо, вошла. Там вовсю кипела работа. Святослав, красный как вареный рак, колол едва поддававшуюся землю киркой, а Влас разбрасывал ее по полу, рыхлил и разравнивал, поливал водой из кувшинов. Кошка-Милорада же с деловитым видом прохаживалась рядом, точно сама лично этот сад заказала и принимала теперь работу.

– Батюшка бы мой в один миг тут все переполол и посадил. У него такие яблони! Даже воронье, прежде чем клевать, сидит на ветках и любуется! – рассказывал Влас, глядя, как друг мучается над очередным пластом.

– Что ж он не научил тебя как следует? – ехидничала Милорада.

– А не дано мне, – легко тряхнул головой Влас. – Животина всякая меня больше любит, чем цветочки да деревца.

– Неудивительно, храпишь-то ты как хряк.

Святослав обернулся и опустил кирку, готовый уже разнимать очередную перепалку, но Влас колкостью отвечать не стал. Наоборот, рассмеялся, и Милорада хвостом радостно замахала, глядя на оборотня во все свои огромные глаза.

Взгляд Святослава уловил стоявшую в дверях Ольгу. Девушка сцепила руки в замок и перекатывалась с пятки на носок, внимательно рассматривая их работу.

– Принесла? – окликнул